Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко

– Эй, Мариан, – продолжает Андрей подначивать, – сейчас подушкой кину…

– Чего?.. – Мариан шутя замахивается гирей…

Девять человек, и все замечательны по-своему. Мы уже привыкли к трудным богослужениям, к многочасовым стояниям, к зубрежке, и у нас выработался условный рефлекс: на удар колокола вскакивать и куда-то бежать.

К февралю месяцу в нашей комнате в воздухе повисло напряжение. Еще с осени мы замечали странную вещь: некоторые наши задумки и предприятия становились известны помощнику Инспектора. Например, собрались мы по какому-нибудь поводу распить бутылку вина. Только сели и откупорили… дверь распахивается, и на пороге помощник Инспектора. Как узнал?.. У нас было подозрение, что он мысли наши читает. Кто-то выдвинул «теорию флюидов». Согласно этой теории, помощник Инспектора сенсорно настроен на волну ловить нарушителей. Вот он и барражирует в их поиске по коридорам и спальням. Как только человек собирается нарушить дисциплинарный режим, он, волнуясь, как бы не поймали, неосознанно посылает импульс. И его мысли улавливаются помощником Инспектора. А если нарушителей несколько и собрались они вместе, то волны они излучают ого-го!

Действительно, бдительность инспекторов и их мастерство вылавливать нарушителей казались сверхъестественными.

Но потом мы пришли к более прозаическому объяснению. Классный руководитель (сейчас игумен Николай (Парамонов), наместник Свято-Сергиевой Приморской пустыни в г. Стрельна, под Петербургом) нас предупредил, что в каждой комнате у нас есть… стукач.

Это было справедливо для многих комнат, и мы где знали, а где догадывались, кто может быть осведомителем инспекции.

Но нам было невозможно представить, что стукач есть и среди нас… Кто он?

Поздний вечер, после отбоя. Мы невесело лежим в кроватях. В последнее время мы перестали собираться вместе и праздновать, стараемся не откровенничать, потому что Инспектор знает даже то, о чем мы говорили.

Вдруг Андрей садится на кровать:

– Я вычислю эту с… Давайте, братья, мыслить логично.

И Андрей начинает вслух:

– Это Володя!.. Хотя нет. Он в армии служил и не такой, как вы, маменькины сынки.

– Может, Мариан?..

Мариан единственный из нас спит и в эту минуту громко храпит.

– Нет, у него ума не хватит стучать.

– Может, Д.?

Д. (сейчас известный в Петербурге игумен) со своей кровати, обидчиво:

– А может, это ты сам?..

Андрей:

– Ладно, с тобой разберемся позже. Может, это Леша?

Алексей (сейчас священник в Петербурге), крупный, красивый парень, отличающийся некоторой нервной неуравновешенностью, вскакивает:

– Да ты че! Я тебе сейчас врежу!

– Ладно, ладно, пошутил. Это не Леша. У него тоже мозгов для этого маловато.

Успокоившийся было Алексей опять вскакивает:

– Ну, все!..

Через несколько минут, когда потасовка прекратилась и ребята, отмутузив друг друга подушками, успокоились, расследование продолжается.

– Может, это Костя? – Речь идет обо мне.

Андрей загибает пальцы и перечисляет аргументы «за»:

– Не дурак, не очень сближается с коллективом, недавно снизили поведение, может, хочет выслужиться и поэтому стучит?

Так разобрали всех. Вдруг открывается дверь и на пороге – помощник Инспектора с фонариком:

– Быстро спать!

Он светит на каждую кровать и смотрит, все ли на месте. (Не ночевать в Семинарии – преступление, карающееся немедленным исключением. Поймать такого человека – удачная добыча для помощника Инспектора.)

Все на месте, и помощник, еще раз грозно наказав, чтобы мы молчали, уходит.

Проходит несколько минут. Сна нет. Я решаюсь прогуляться до туалета – благо это целое путешествие. До туалета метров 100, он находится в конце длинного коридора рекреации. Лампы в рекреации потушены, горит одна из десяти, так что я то ныряю в длинную темноту, то вхожу в полосу света.

Возвращаюсь из туалета назад и встречаю помощника Инспектора. Он обошел все комнаты в общежитии и возвращался в свою каморку – так мы называли его маленький кабинет.

Помощник Инспектора оглядел меня строго, но ничего не сказал: ходить в туалет после отбоя не приветствовалось, но и не запрещалось. J

И тут я, поравнявшись с ним, заговорил:

– Простите, могу я выяснить один вопрос по поводу снижения мне оценки за поведение?

Здесь на минуту отступлю и сообщу некоторые сведения, которые помогут вам лучше ориентироваться в нашей семинарской ситуации.

Едва ли не самым важным, а скорее всего самым, в Семинарии и Академии является поведение студента. Если ты плохо учишься, даже на тройки, тебя могут терпеть, но терпеть тебя никто не будет, если ты нарушаешь дисциплину.

При поступлении у тебя по умолчанию за поведение стоит пятерка. Каждое нарушение снижает эту оценку на балл. Опоздал на богослужение – минус один балл. Проспал молитву – минус балл. Много, очень много нарушений, за которые тебе снижают поведение. Твоя пятерка по поведению превращается в четверку, потом в тройку. Потом, если ты еще раз попадался на нарушении, могли смилостивиться и снизить еще на полбалла, дав шанс продолжать учебу, а могли снизить до двойки. Двойка по поведению означала исключение из Семинарии и Академии за «несоответствие духу Духовных школ», как формулировалось в приказах об отчислении.

Были «страшные» проступки, за которые исключали немедленно. За драку, за то, что тебя поймали нетрезвым, за неявку в общежитие к отбою, за пропуск занятий, за отказ подчиниться требованию помощника Инспектора, за пропуск богослужений и др.

Каждый месяц вывешивались длинные списки семинаристов и студентов Академии, которым за что-то снизили балл по поведению. Многих исключали. На нашем курсе Семинарии было 35 поступивших. В конце учебного года осталось 24. Треть была отчислена.

Начальствовал над дисциплиной Инспектор. Ему подчинялись помощники Инспектора, которых было несколько человек, и они, меняясь, постоянно дежурили и следили за поведением семинаристов.

Были среди помощников Инспектора добрые и порядочные люди. Но встречались странные и жестокие типы.

И вот я останавливаюсь поговорить с помощником Инспектора. Я пытаюсь разобраться, за что мне снизили балл по поведению. А моя вина была в следующем. Я на несколько минут опоздал на очередное богослужение (все семинаристы и студенты Академии поделены на группы – они называются череды – и несут попеременно службу в академическом храме). В начале богослужения присутствующих проверяют по списку и ставят отсутствующим «нб». Мне было поставлено «нб», но, когда я появился на службе и объяснил ситуацию, мое объяснение записали на обороте листочка, на котором отмечали присутствующих и отсутствующих. В качестве епитимьи уставщик (священник, отвечающий за порядок богослужения) предписал мне еще и завтра, с другой группой, посетить богослужение. Я помолился сегодня во искупление своего опоздания, пришел на службу на следующий день и думал, что инцидент на этом исчерпан. Однако на воспитательском совещании (оно снижает баллы по поведению) никто не посмотрел на