Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко

июне мы с моим духовником ехали причащать умирающую старушку. Ее дом находился на краю города, и добраться туда можно было на трамвае. Перегоны между остановками были большими. Старый трамвай набирал скорость и, трясясь и бренча всеми своими сочленениями, колесами и еще чем-то, несся от остановки к остановке.

Мы дождались своего номера. Подошел трамвай, состоящий из трех вагонов (тогда одно время такие ходили). Я хотел сесть в центральный вагон, чтобы меньше трясло, но духовник повел к последнему. Мы вошли в последний вагон и сели у самой последней двери. Начали беседовать и не заметили, как приехали.

То, что это наша остановка, сообразили, лишь когда объявили следующую остановку и стали закрывать двери. В то время у трамваев в Перми были двери, которые закрывались, как дверь купе. И вот дверь, закрываясь, поползла, а мы кинулись в эту щель. Мой батюшка выскочил, а меня дверь прихлопнула за ступню. Я упал, а трамвай поехал. Я потащился следом, по путям, по утрамбованному гравию. Отец Виктор бросился вслед за трамваем. Он бежал, и кричал, и махал руками, чтобы вагоновожатый остановился, но тот ничего не видел. Я не был ему виден (я был как раз за последним вагоном), а моего батюшку водитель, видимо, воспринимал просто как опоздавшего пассажира, с которыми, как известно, на общественном транспорте не церемонятся.

Но, увидев, что бегущий человек все не отстает, вагоновожатый понял наконец, что что-то стряслось. Он остановил трамвай и открыл двери. Тут моя нога освободилась. А потом двери закрылись и трамвай уехал. Водитель, видимо, перенервничав, даже не сообразил, что нужно как-то помочь человеку, которого он протащил на скорости целый километр.

Я встал. Отец Виктор, белый как мел, схватил меня и ощупывал: все ли цело?.. Я чувствовал себя нормально, только голова кружилась и ноги были какими-то ватными. Металлический браслет моих часов на левом запястье стерся. Куртка на спине и брюки оказались протертыми до дыр.

Мы возблагодарили Господа за чудесное спасение и отправились на требу. У постели умирающей старушки сидела ее старенькая сестра. Мой батюшка гробовым голосом объявил:

– Нужны йод и валерьянка.

– Что такое? – встревожились старушки.

– Только что моего псаломщика зацепил и протащил за собой трамвай…

Сестра умирающей и сама умирающая старушка вскочили и засуетились вокруг нас. Принесли йод, валерьянку, напоили нас горячим чаем с вареньем. Потом отец Виктор торжественно совершил исповедь и Причастие. Опасность, которой мы милостью Божией избежали, всех сплотила и как-то мобилизовала. Старушка, еще полтора часа назад готовившаяся отдать Богу душу, чувствовала себя хорошо. Сидела вместе с нами, провожала до дверей и желала всяческих благ.

Потом мы с отцом Виктором размышляли: какое чудо, что мы вошли и вышли в последнюю дверь последнего вагона. Из девяти дверей мы выбрали ту (на ней настоял батюшка), которая оказалась наименее опасной. Страшно подумать, что было бы, если бы мы вошли в другую дверь и меня затянуло под трамвай.

Мы помолчали и вдруг почувствовали холодок. Мы поняли: какая-то злая сила пытается мне помешать поехать в Семинарию. Так много было этих знаков… Нога, теперь вот трамвай. Да еще нет вызова из Семинарии. Каждый вечер бежал к почтовому ящику… но пусто.

И вдруг, буквально за десять дней до экзаменов в Семинарию, – вызов: «Вы допущены к приемным испытаниям в Ленинградскую Духовную Семинарию…» Значит, Богу все-таки угодно, чтобы я поступал?

За несколько дней до отъезда в Ленинград я, как обычно, вечером вернулся из храма домой. По пути от автобусной остановки к дому я повстречал маленького дворового мальчика лет девяти. Он как раз искал меня.

– Смотри, какую штуку я нашел в земле, – сказал он и протянул мне старинную металлическую иконочку Божией Матери, испачканную в земле.

Это был образ Богородицы «Умиление», ставший очень популярным после прославления преп. Серафима Саровского в 1903 году (он молился перед этой иконой). Тогда такие иконочки штамповались тысячами, и все паломники Дивеева их приобретали на память. Откуда она в Перми, эта почти столетняя иконочка? И почему была обретена именно в этот день?

Я подержал на ладони металлический образ, на котором был оттиснут Лик Пречистой, и вернул мальчику. Но тот не взял:

– Костя, это тебе…

В то время, гуляя по вечерам с собакой, я рассказывал дворовым ребятам разные интересные истории из Библии, из жизни святых. Весь дом знал, что я собираюсь поступать в Духовную Семинарию, и с духовными вопросами ко мне подходили даже взрослые. Вот один из моих юных слушателей и отдал мне свою находку.

Для меня эта иконочка была тем более знаковым явлением, что именно икону «Умиление» я получил в день знакомства от моего духовника. С этой иконы началось мое воцерковление, вхождение в алтарь… И вот Пресвятая Богородица дает еще один знак.

Знак, что надо поступать! И ничего не бояться!

Солнечный теплый день 19 августа. Преображение Господне. Мы служим с моим батюшкой в храме, где он настоятель. Это центральный храм города Перми, только что переданный верующим, – Феодосиевская церковь. Через два месяца о. Виктора сместят из этого храма. Подлого завхоза, которого отец Виктор вытащил из запоя и деградации и вернул к жизни, подкупил обещаниями радужных перспектив один пронырливый протоиерей. Вместе они сфабриковали дело и обвинили о. Виктора в различных махинациях. Подкупили «свидетелей». Отца Виктора сослали в дальний приход – восстанавливать из руин храм в селе. Настоятелем стал протоиерей-проныра. Через месяц он вышвырнул завхоза, и тот, никому не нужный… приполз с покаянием к отцу Виктору. И тот принял покаявшегося блудного сына, руками которого был смещен с настоятельства в центральном городском храме и оболган в прессе на весь город.

Но это будет потом. А сейчас – золотой свет струится сквозь окна, играет бликами на коврах алтаря, на золоте богослужебных сосудов, на облачениях. Пахнет ладаном и… фруктами. Их в изобилии принесли люди в этот день в храм. Я читаю Апостол.

Во время Литургии в алтарь тихонько ныряет завхоз (тот самый) и что-то шепчет батюшке. Мой духовник меняется в лице. Потом говорит нам, что в Москве произошел переворот, Горбачев отстранен от власти.

Я ни о чем таком не думаю. Мне не до политики: дома уже лежат билеты на самолет, который в три часа дня берет курс на Ленинград.

После службы мы едем домой на «Запорожце» завхоза (того самого завхоза), сидим за столом. Едем наконец в аэропорт.

Через 2 часа я в Ленинграде, но так как разница между Пермью