Цена вопроса. Том 2 - Александра Маринина

Справедливости ради надо отметить, что две-три шероховатости Песков все-таки отыскал, но то были именно всего лишь мелкие недочеты, никак не влияющие на законность и обоснованность процессуальных решений. И тем не менее, услышав от Орлова заветные слова: «Да, здесь допущена неточность», Игорь воодушевлялся и принимался составлять жалобы, прошения, обращения в СМИ, в Генпрокуратуру, в Комиссию по правам человека, в Верховный суд… Орлов знал, что все это бесполезно и ни к чему не приведет, но вразумить сына, пытающегося восстановить справедливость и доброе имя отца, было невозможно. Да, наверное, и неправильно даже пытаться. Не сможет человек жить спокойно, зная, что не сделал всего, что было в его силах. Уж это-то Борис Орлов знал очень хорошо. Этому его научили и жизнь отца, и его собственная борьба за здоровье дочери Алисы, когда единственным спасением для ребенка было невероятно дорогостоящее лекарство и надо было любыми способами заработать деньги на лечение.

Когда Орлову предложили принять участие в программе Ионова, он без колебаний согласился: к органам внутренних дел у него скопилось множество претензий, и он, бывший следователь, не ужившийся в свое время с силовым предпринимательством, лучше многих других знал и понимал хитрости, при помощи которых гражданам перекрывали доступ к правосудию. Узнав же, что программе требуются не только специалисты-юристы, но и просто энтузиасты, готовые работать бесплатно, ради идеи, вспомнил об Игоре Пескове. Вот уж кто ненавидит правоохранительную систему! Вот кто живота не пощадит в праведной борьбе!

Игорю объяснили задачу: он будет получать списки тех людей, которые обратились в полицию с заявлением о преступлении и не дождались никакой реакции. Или дождались (спустя весьма длительное время, что тоже, как и отсутствие реакции, является нарушением закона) отказа в возбуждении уголовного дела. Ему нужно будет знакомиться с этими людьми и ненавязчиво советовать им обратиться за помощью к юристу, который знает, как составить жалобу на бездействие полиции или на незаконный отказ и куда ее направить. Если человек соглашался — в дело вступали сотрудничающие с программой адвокаты, в том числе и Борис Орлов.

Какое-то время все шло относительно гладко, а потом Игорь начал бунтовать. Он считал, что программа двигается черепашьим шагом и что такими методами они ничего никогда не добьются. «Нужно поднимать народ на бунт! — говорил он, сверкая глазами. — Нужно разрушить эту гнилую систему насильственно и быстро и на ее месте сразу же построить новую!» Ему объясняли, что так нельзя, приводили исторические примеры, убеждали, уговаривали…

И вот он все-таки сорвался. Исчез. Но это никого особенно не насторожило, пока не всплыли эти «парные» убийства. На сегодняшний день распространение информации удалось затормозить, но если она все-таки просочится вовне, то может породить панику в населении, а вслед за ней — тот самый неуправляемый бунт, который столь опасен и который необходимо предотвратить.

Игорь уехал из Москвы в апреле. Почему? Началось развитие психоза? Или что-то случилось? Почему именно тогда он принял решение начать свой крестовый поход за перестройку правоохранительной системы?

Как бы там ни было, а нужно повторить весь путь, проделанный оперативником Дзюбой, и задать людям множество вопросов, чтобы получить возможность составить хотя бы приблизительный портрет Игоря Пескова. Сам Орлов мог бы рассказать о нем очень немного: упрямый, целеустремленный, не пьет, не курит. Вот, пожалуй, и все.

Люша появилась вскоре после полудня, одетая несколько иначе, чем накануне, но по-прежнему броско и безвкусно. Сегодня куртка была кислотно-зеленой, шарф — фиолетовым, а леопардовые лосины заменены такими же облегающими брючками расцветки «под питона». Дзюба, опираясь на полученную ночью от Димы информацию, пристально оглядел ноги девушки и хмыкнул: и в самом деле, пятнистый рисунок заметно искажает истинную форму ног, не дает ее рассмотреть, а ноги-то у Люши замечательные, с таких ног только скульптуры ваять.

— Была у родителей Юрьева и у сестры Анисимова, — сообщила Люша. — Юрьев никаких писем не получал, во всяком случае, родители ничего об этом не знают. И насчет того, что кто-то обвинял его в воровстве, тоже не слышали. Короче, у Юрьевых — полный ноль. У Анисимова получше: сестра сказала, что Егор был очень трудолюбивым с самого детства и лет с тринадцати уже подрабатывал, где мог, семье помогал. И пока учился в институте, тоже все время подрабатывал, то грузчиком, то курьером, то еще кем-то.

— Понял, — кивнул Дзюба. — Кроме сокурсников и общаги, нужно еще проверить места подработок. Может, он как раз там что-то натворил такое, за что его вором назвали. Придется тебе искать здесь друзей-приятелей Анисимова и выяснять, когда, где и кем он подрабатывал.

— Да брось, командир, — фыркнула Люша. — Эти подработки были сто лет назад, а обвинение в воровстве пришло только в прошлом году. Чего этот обвинитель ждал-то столько времени?

— Ну, мало ли, как бывает… Вернусь в Серебров — займусь Борискиным, с его родителями дело должно легче пойти, все-таки парень жил с ними вместе, пока учился.

— Командир…

Люша собралась что-то сказать, но внезапно смутилась и покраснела точно так же, как краснела ночью, когда ее жених объяснял Дзюбе магическую силу ее природной красоты.

— Если наш начальник УВД дал команду, чтобы мы с тобой неофициально работали, значит, у тебя есть на него выходы? — выпалила она.

— У меня — нет, — признался Роман. — Я даже не знаю, как его зовут и как он выглядит. Но на человека, который попросил вашего начальника, у меня выход есть. А что? Что-то нужно?

Люша снова замялась, потом подняла на Дзюбу взгляд, полный отчаянной решимости.

— Командир, ты можешь устроить так, чтобы я сама довела это дело? Осталась-то совсем ерунда: сгонять в Серебров, поговорить с родителями Борискина, с его друзьями, собрать полный перечень мест, где Борискин мог теоретически пересечься с Анисимовым, потом покопаться в этих местах и найти того, кто мог заковырять обиду на обоих. Всего-то и делов! Я в теме, я знаю, как и что нужно сделать. Насчет Юрьева не поручусь, а убийства Борискина и Анисимова я раскрою. А? Поможешь?

Дзюба ошарашенно молчал. Люша просила о невозможном. Во-первых, она служит не в «убойном», а в отделе по борьбе с наркотиками. Никто из убитых в Шолохове на водохранилище — ни Егор Анисимов, ни Виктор Юрьев — не были замечены ни в употреблении наркотиков, ни в распространении, ни даже в хранении, не говоря уж об изготовлении. То есть Люша никаким боком не может иметь касательства к раскрытию этих убийств. Конечно, бывают ситуации, и довольно часто, когда в небольших городах случается что-то из ряда вон выходящее, и тогда создаются группы, в которые включают всех подряд, и любые свободные руки идут в дело. В такую группу может попасть кто угодно, хоть из наркоотдела, хоть из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Но для этого нужно, чтобы был приказ, а для приказа необходимо предать огласке то, что на сегодняшний день приходится скрывать.