Ранние дела Пуаро - Агата Кристи

Под этим изобретательным предлогом я был допущен в дом.После короткой беседы, которой меня, несмотря на очевидное нездоровье,удостоила мать покойного депутата, импозантная и аристократическая личность,меня предоставили самому себе.

Любопытно, мой друг, сможете ли вы вообразить себе всютрудность, стоявшей передо мной задачи? — продолжал Пуаро. — Я должен былразобраться, что произошло с человеком, который умер три дня назад. Если делобыло нечистым, единственное, что можно предположить, это — яд. У меня не былони малейшей возможности взглянуть на тело, и я не мог изучить илипроанализировать какие-либо данные, чтобы установить, было ли отравление вдействительности или нет. Ни одной зацепки, ничего, за что можно было быухватиться! Был ли этот человек отравлен? Или его смерть была естественной? Я,Эркюль Пуаро, должен был определить это, определить без какой-либо постороннейпомощи.

Прежде всего я побеседовал с домочадцами и с их помощьювосстановил события того вечера. Особое внимание я уделил еде, которую подавалина обед, и тому, как сервировали стол. Суп мосье Дерулар наливал себе сам прямоиз супницы. Затем последовали котлеты и цыпленок. На десерт был подан напитокиз фруктов. Все стояло на столе, и мосье обслуживал гостей сам. Кофе подали вбольшом кофейнике. Тут все было ясно, мой друг, — невозможно было отравитьодного, не отравив всех!

После обеда мадам Дерулар удалилась в свои апартаменты, еесопровождала мадемуазель Вирджиния. Трое мужчин прошли в кабинет мосьеДерулара. Некоторое время они дружески беседовали. Вдруг безо всякой видимойпричины депутат грузно рухнул на пол. Мосье де Сен-Аляр выбежал из кабинета иприказал Франсуа срочно вызвать врача. Он сказал, что у хозяина дома, безсомнения, апоплексический удар. Когда прибыл врач, пациент в его помощи уже ненуждался.

Мистер Джон Вилсон, дородный мужчина средних лет, которому ябыл представлен мадемуазель Вирджинией, оказался типичным англичанином —настоящий Джон Буль[21]. Его описание происшедшего, на типично английскомфранцузском, по сути, не прибавило ничего.

— Дерулар внезапно сильно покраснел и упал на пол, — толькои сказал он.

Больше там выяснять было нечего. Поэтому я направился вкабинет, на место происшествия, и попросил оставить меня одного. Однако и там яне обнаружил ничего, что подтвердило бы подозрения мадемуазель Меснар. Что мнеоставалось делать, мой друг? Только предположить, что она заблуждается. Видимо,она испытывала к покойному романтическое влечение, что мешало ей объективнооценить события. Тем не менее я снова самым тщательным образом осмотрелкабинет. Возможно, в кресло покойного депутата воткнули иглу, укол которойоказался смертельным. При этом безусловно рассчитывали на то, что оставшаясяранка будет незаметной. Но я не смог обнаружить никаких подтверждений этойверсии. В отчаянии я бросился в кресло.

— Enfin![22] Я отказываюсь от расследования! — с досадойвоскликнул я, — Нигде ни единой зацепки! Ничего, что настораживало бы!

И тут мне на глаза вдруг попалась большая коробка шоколада,лежавшая на столике. Сердце мое забилось сильнее. Она могла не содержать в себеразгадку смерти мосье Дерулара, но, по крайней мере, в ней было что-то немногостранное… Я снял крышку: все конфеты были на месте, — но это только делало ещеболее необычным то, что бросилось мне в глаза. Видите ли, Гастингс, коробкабыла розовой, а ее крышка — голубой. Конечно, часто можно видеть на розовойкоробке голубую ленту, и наоборот, но коробку одного цвета и крышку другого —такого решительно не могло быть. С a ne se voit jamais![23]

Я еще не знал, каким образом эта деталь сможет мнепригодиться, но все же решил разобраться, в чем тут дело, поскольку коробка этаочень меня заинтриговала.

Я вызвал звонком Франсуа и спросил, любил ли его хозяиншоколадные конфеты. Легкая улыбка появилась на его губах.

— Очень любил, мосье. В доме всегда имелась коробкашоколада. Вы же знаете, он совсем не пил.

— Однако эта коробка не тронута. — Я поднял крышку и показалслуге.

— Извините, мосье, но это новая коробка, поставленная сюдакак раз в день его смерти, предыдущая уже заканчивалась.

— То есть другая коробка шоколада кончилась в день его смерти?— решил уточнить я. — Это так?

— Да, мосье, я нашел ее утром пустой и выбросил.

— Мосье Дерулар ел шоколад в течение всего дня?

— Чаще всего после обеда, мосье.

В потемках, окружавших меня, забрезжил свет.

— Франсуа, вы умеете хранить тайну? — спросил я.

— Если это необходимо, мосье.

— Bon![24] В таком случае знайте, что я из полиции. Не моглибы вы отыскать мне ту, предыдущую коробку?

— Несомненно, мосье. Она в мусорном ящике.

Он вышел и вернулся через несколько минут с покрытой пыльюкоробкой. Она была точной копией той, которую я держал в руках, а отличаласьтолько тем, что нижняя часть ее была голубой, а крышка розовой. Я поблагодарилФрансуа — еще раз попросил его хранить молчание и без лишних церемоний покинулдом на проспекте Луизы.

Сразу после этого я зашел к врачу мосье Дерулара. С ним мнепришлось нелегко. Он буквально засыпал меня всякими мудреными терминами, тем неменее у меня возникло подозрение, что он не был безоговорочно уверен в том, чтоэто был удар.

— Было много характерных признаков, — сказал он, когда япопытался выудить у него что-нибудь. Ведь сами понимаете — внезапная вспышкагнева, сильные эмоции после плотного обеда, c'est entendu[25], от ярости кровьбросается в голову — и все!

— Но у мосье Дерулара не было сильных эмоций.

— Не было? Я был уверен, что у него произошла серьезнаяссора с мосье де Сен-Аляром.

— С чего бы это вдруг?

— C'est evident![26] — Доктор пожал плечами. — Мосье деСен-Аляр католик, да еще один из самых фанатичных! Дружба этих людей былаотравлена вечными спорами по поводу отношений между Церковью и государством. Ниодного дня не проходило без стычек. В глазах мосье де Сен-Аляра Дерулар былчуть ли не Антихристом.