Кремль 2222. ВДНХ - Владислав Выставной

– Тут хороший запас стрел, – сказала Хельга.

– Болтов, – поправил Книжник. – Арбалет стреляет болтами.

– …и еще кое-что, что может пригодиться… – Хельга запнулась, видимо, собираясь сказать «в пути». Просто она знала, какое это страшное слово, если знаешь, каков этот путь. – Может, ты все-таки подождешь? Вдруг, все-таки, удастся собрать хоть какой-то отряд. Чтобы не одному, в неизвестность…

Она снова осеклась, наткнувшись на взгляд парня. Бог его знает, что было там, в этом взгляде, но по лицу Хельги пробежала мелкая дрожь, разом превратив бескомпромиссную властительницу вестов в слабую, растерянную девчонку.

– Нет времени ждать, – голос казался чужим, безжизненным. Семинарист судорожно вздохнул, голос дрогнул. – Ведь я понятия не имею – смогу ли и вправду его спасти.

– Вот даже как…

– Я делаю то, что делаю, не столько для него, сколько для себя самого. Просто потому, что не смогу дальше жить – если не буду знать, что сделал все, что зависело от меня. Понимаешь?

Хельга медленно кивнула. Она понимала. Она всегда понимала его с полуслова.

– Я бы пошла с тобой, не раздумывая, – тихо сказала она. – Но мой народ…

– Знаю, – как можно мягче ответил Книжник. Перехватив глухо звякнувший сверток, сжал руку Хельги. – Ты по-другому не можешь. Ты отвечаешь за своих. И не должна их оставлять, что бы там ни случилось.

Чуть помолчав, добавил:

– Я тоже не могу по-другому. Я верю – он все еще жив.

Открыв глаза, он долго смотрел в потолок. Так можно лежать бесконечно – в полумраке каменного мешка время не имеет значения. Но нельзя давать себе слабину. Если безделье не разрушит и без того разбитое тело, то наверняка повредит рассудок. Это и есть самое трудное – не драться, в чем ему нет равных, не терпеть боль, голод, лишения – он прошел через все это и пройдет снова столько, сколько будет нужно. Хуже другое.

Ждать. Ждать, не зная, есть ли смысл в самом ожидании.

С трудом поднявшись с каменного ложа, вест подошел к стене. Раскаленным клинком в камне было выведено:

ЗИГФРИД

Какое-то время он вчитывался в эти буквы. Не лишенное смысла занятие – после того отчаянного боя, в котором он получил больше десятка ранений, каждое из которых для другого стало бы смертельным. После той мясорубки он выковырял ножом из собственного тела пять пуль, и одна из них до сих пор сидит под лопаткой. Самым сокрушительным стал тогда удар палицей, скользнувшей в опасной близости у виска. Вроде бы даже треснули кости черепа. Но может, показалось. Треск переломанных ребер он просто не брал в расчет.

Тогда ему удалось отбиться и дать друзьям возможность уйти в портал. Но звон в голове и досадные провалы в памяти остались. Когда он бредил, истекая кровью, в голове вспыхивали забытые воспоминания – и он вскакивал со своей «кровати», сооруженной из каменных блоков, и тяжело дыша, пытался закрепить в мутном сознании картинки, утекающие, как песок сквозь пальцы.

Коснувшись холодной стены, провел пальцами по рельефным, шершавым буквам. Тактильные ощущения породили целую череду неясных картинок, чьи-то голоса наперебой невнятно забормотали под черепной коробкой.

– Зигфрид… – хрипло произнес он и не узнал собственного голоса.

Где обычно выбивают имя? На могиле. Иногда казалось, что его похоронили заживо в этом склепе. Похоже на правду. Именно поэтому нужно произносить эти буквы в голос.

Не то, что он боялся забыть свое имя. Но чтобы не озвереть в одиночестве, нужно помнить, что ты – человек, чье имя достойно того, чтобы быть выбито в камне.

А еще нужен смысл, стержень. И потому под именем день ото дня росли ряды одинаковых косых штрихов. Дни, что складывались в недели, недели, что складывались в месяцы. И даже не хотелось думать о том, что однажды он разом перечеркнет все триста шестьдесят пять черточек.

Но этого не случится. Потому что еще раньше его не станет. Припасы, складированные Алхимиком в башне старого маяка, кончились неделю назад. Он еще держится, но железная выдержка не прибавит сил. И чем сдохнуть, как голодная крысособака, лучше он погибнет в бою. Только такая смерть достойна настоящего воина. Банды Семи Ворот, устроившие за ним охоту, легко предоставят такую возможность. И когда он поймет, что ждать больше нет смысла – он сам прорвет осаду и выйдет на свой последний бой.

А пока он просто поднялся на вершину старого маяка под странное переливчатое небо. Он был в ловушке в этой древней башне, окруженный вооруженными до зубов бандитами, решившими больше не переть на пролом, а дождаться, пока он сдохнет без их помощи.

Эти ребята даже не знали, что сами находятся в ловушке – куда большей по масштабу, всосавшей в себя целый город с окрестностями и заливом. И вырваться отсюда можно лишь одним путем.

Через тайную дверь в пространстве. Ту, для которой не существует ни времени, ни расстояния. Ее называют Розой Миров, и он сам видел портал этой удивительной Розы. Через портал ушел Книжник с Алхимиком, в нем исчезла Пророчица.

Он не успел. И теперь каждый день поднимался на эту площадку, как будто был настолько наивен, чтобы надеяться на чудо.

Портал не появлялся. Он и не мог появиться – ведь, чтобы открыть его с этой стороны, Алхимику понадобилась энергия атомной бомбы. Но даже, если бы у узника маяка были все атомные бомбы мира, толку от этого было бы ноль. Он просто не знал, как открыть эту чертову дверь. А потому мог надеяться только на одно – что ее откроют с той стороны.

Наверное все просто забыли о нем. Или решили, что он погиб, прикрывая отход группы. А может, друзья просто не могут снова открыть портал. Но хуже, если им самим не удалось выжить – этого тоже нельзя исключать.

Он ждал. Долго ждал. Но ожиданию подходит предел.

Он встал на одно колено, склонил голову, закрыл глаза. Нужно собраться, прочувствовать тело – так тестируются системы боевого робота. Иногда он и вправду ощущал себя подбитым роботом, механизмы которого отказываются подчиняться. Но сегодня он почувствовал себя лучше. А значит, пришло время действовать.

Зигфрид открыл глаза. Во взгляде появилась прежняя твердость. Сжал кулаки, упершись костяшками в ледяной камень. Чуть склонился – то ли, как взводимый курок, то ли, как спринтер на старте.

И отпустил тело на свободу.

Если бы кто-то мог наблюдать со стороны, то увидел бы, как усталый, медлительный, заросший неряшливой щетиной и длинными спутавшимися волосами человек, только что стоявший, сгорбившись и преклонив колено, вдруг взорвался движением, как сорвавшаяся с креплений пружина. Взлетев метра на полтора над площадкой, выхватил из воображаемых заплечных ножен несуществующий меч – и еще до приземления успел сделать полный оборот вокруг себя, поражая невидимым мечом таких же невидимых врагов. Дальше – серия молниеносных ударов, в сопровождении мгновенных перемещений по площадке. Стандартная тренировка воина-веста – «бой с тысячью теней», задача которой дойти до предела своих бойцовских и физических возможностей. Темп все нарастал – и теперь взгляду почти невозможно было бы угнаться за непредсказуемыми движениями воина.