Сад изящных слов - Макото Синкай

— Что-о?! А раньше, скажешь, я им не была? — как можно более шутливым тоном спросила Юкино.

— Не-а. Скорее существом с другой планеты.

Ответ прозвучал серьёзно, но те ребята, кто ходил в кружок сейчас, приняли его за продолжение шутки и засмеялись.

— Чего ржёте, это ж чистая правда, — с непоколебимой уверенностью в голосе одёрнул их другой выпускник.

— Не человек? Да ладно... — с подозрением сказал один из мальчиков помладше, поглядывая на зардевшуюся Юкино, но неловкого ощущения, как это бывало прежде, у неё не возникло.

Сидевшая рядом с ней Хинако-сэнсэй прищурилась, как от яркого света, и сказала:

— А ведь верно. Юкино-сан, у тебя такой посвежевший вид, будто ты только что из бассейна.

«Как же хорошо она всё понимает», — с умилением подумала Юкино.

Между тем на улице вечерело. За усеянными каплями дождя окнами сгустился сумрак, и стёкла стали зеркалами, в которых отражался освещённый бледным светом люминесцентных ламп кабинет. Школьники, разбившись на группки, постепенно разошлись по домам, остались лишь человек пять выпускников и Хинако-сэнсэй.

«Она и правда отсюда уходит», — только сейчас осознала Юкино, глядя на коробки с подарками от учеников, лежащие на столе за спиной учительницы. В день, когда состоялась выпускная церемония, Хинако-сэнсэй сказала своим подопечными из художественного кружка: «Если что случится — приходите в любое время, не стесняйтесь». Юкино до сих пор берегла в сердце эти слова, считая их особым, обращённым лично к ней посланием. На самом деле, уже став старшеклассницей, она много раз придумывала повод заглянуть в свою прежнюю школу.

«Меня переводят не так далеко отсюда, так что мы всё равно сможем видеться», — сказала Хинако-сэнсэй, но Юкино знала, что перемены неизбежны. Она украдкой посмотрела на учительницу, смеющуюся вместе с учениками. Может, дело было в освещении, но выглядела она бледной и уставшей. Тревожный знак.

«Это сейчас я поумерила пыл, а в средней школе просто хвостом за ней ходила», — вспомнила Юкино. И на большой перемене, и после уроков, и после занятий в кружке на выходных. Выискивала её, как птенец — маму-наседку. Если бы она позволила, то и до дому бы провожала.

«Как же я понимаю тех парней из старшей школы, которые втайне таскались за мной. До боли знакомое чувство», — думала Юкино, глядя, как тяжелеют и сползают по стеклу дождевые капли. Это поистине невыносимо, когда твои чувства к кому-то усиливаются день ото дня без надежды на взаимность.

— Есть такое стихотворение, называется «Слова дождя»[16]. — Юкино очнулась от своих размышлений и увидела, как учительница нежно ей улыбнулась. Затем Хинако-сэнсэй медленно обвела взглядом своих учеников. — Одно из моих любимых. Всегда его вспоминаю, когда идёт дождь. Вот послушайте, — сказала она, опустила глаза и продекламировала наизусть:

Слова одно за другим соскальзывали с полных губ учительницы. Юкино заслушалась и даже не заметила, что сидит, глупо разинув рот. Стихотворение продолжалось, и при строчке «Дождь всё идёт бесшумными шагами» перед глазами у неё возник незнакомый город, поливаемый нескончаемым мелким дождём. Но обожаемый ею голос Хинако-сэнсэй почему-то звучал предвестником грядущих неспокойных времён, доводя Юкино до дрожи.

Раздаётся писк будильника.

Она вслепую нашаривает мобильный телефон и выключает сигнал. Не веря, что уже утро, приоткрывает глаза, и голову пронзает боль. Такое ощущение, будто кровеносные сосуды до сих пор заполнены выпитым прошлым вечером алкоголем. И всё же пора просыпаться. Она выбирается из постели, встаёт, но от боли в животе и головокружения чуть не падает.

«Нужно подкрепиться», — думает она, подбирает с пола плитку шоколада, садится на кровать, попутно срывая фольгу, и жадно откусывает два куска. На часах 6:04. Только сейчас Юкино замечает, что на улице дождь.

Но дождь о том бормочет еле слышно... Не знал я, да и спрашивать не стал бы, как этот день прошёл...

«Да уж, — думает Юкино. — И так каждый день. Один за другим».

Она выходит из квартиры и спускается вниз на громыхающем старом лифте. На третьем этаже в кабину входит мужчина средних лет, одетый в деловой костюм, произносит: «Доброе утро!», но, судя по напряжению в голосе, оно вовсе не такое. Юкино кое-как выдавливает улыбку и отвечает на приветствие. Доброе так доброе. Мужчина беззастенчиво пялится на её отражение в окошке, и она, даже отвернувшись, отчётливо чувствует на себе его взгляд. Ерунда, ему не к чему придраться. На ней тёмно-коричневый облегающий жакет поверх карминовой блузки с оборками на груди, чёрные брюки клёш и туфли-лодочки на пятисантиметровом каблуке. Аккуратная стрижка каре, чёрные волосы, необходимый минимум тонального крема и тщательно нанесённая неяркая помада на губах. Кому и должно быть стыдно, так это ему — за поношенный костюм, остатки щетины на подбородке и всклокоченные после сна волосы. А у неё и ногти отполированы, и ноги под чулками побриты. Она уже не тот беспомощный, отчаявшийся ребёнок, который не знает, что ему делать со своей внешностью. У неё всё под контролем.

По проезжей части мокрой от дождя улицы Гайэн-ниси-дори в обе стороны снуют машины, а над тротуаром молчаливо течёт река разноцветных зонтов. Стараясь не отстать от людского потока, она добирается до станции Сэндагая, стряхивает с зонта капли и понимает, что уже полностью выбилась из сил. Юкино прислоняется к колонне, борясь с желанием сесть прямо на землю, достаёт из сумки проездной, проходит автоматический турникет и отчаянно, чуть не плача, взбирается вверх по лестнице. Выйдя на платформу, она занимает очередь на посадку, опирается на сложенный зонт как на трость и наконец-то вздыхает с облегчением. Но, хотя ноги получают передышку, из-за физической нагрузки у неё повышается давление, и голова взрывается болью, словно кто-то бьёт изнутри по черепу молотком. На висках выступает липкий пот, а руки и ноги холодеют, будто обложенные льдом. Мышцы на ногах сводит от усталости. Всего лишь десятиминутная прогулка от квартиры до станции, а она уже совершенно выдохлась. До чего жалкое зрелище!