Умница для авантюриста - Ева Ночь

Я смотрел на неё в замешательстве, пытаясь понять нестройность её мыслей и чувств. Передо мной разверзалась пропасть. Опасная, бездонная, но привлекающая магнетическим светом. А ещё запахом. А ещё… Шаракан!

— А сколько вам лет, мистер Гесс? — поинтересовалась неожиданно домоправительница.

— Сто двадцать восемь, — ответил, не моргнув глазом. Произнёс слова чётко, понимая, что не могу солгать. Я ведь не девушка, чтобы возмущаться вопросами о возрасте.

— Двадцать восемь? — переспросила миссис Фредкин, и я промолчал под её пристальным взглядом. Если люди додумывают за тебя или начинают фантазировать, кто я такой, чтобы разубеждать их в заблуждениях? — Прекрасный возраст для молодого человека. Расцвет жизненных сил. Время принятия серьёзных решений.

Я слушал, как она штампует слова, словно делая оттиски в золоте, и понимал: миссис Фредкин пытается донести до меня какую-то важную мысль. Об этом говорили её поза, немигающий, как у змеи, взгляд, сложенные в розочку губки.

Полноте, — хотелось возразить, — какой такой возраст? Да я ещё почти птенец, чтобы принимать серьёзные решения. Один спор, забросивший меня сюда, чего стоил. Как сказал бы мой строгий, но справедливый родитель — очередная выходка недозрелого псёнка, вечно ищущего приключения на свою голову.

Но вслух я ничего не произнёс, спорить не стал, внимал её наставлениям, почтительно склонив голову.

— Попробуйте пирог, мистер Гесс, — сладострастно колыхнулась в мою сторону всем телом домоправительница и положила на тарелку огромный кусок. Умопомрачительный запах. Я почувствовал головокружение.

— Сладкое? — уточнил я, уже не нуждаясь в ответе. И пока миссис Фредкин счастливо заявляла, что вкуснее её пирогов могут быть только её пироги, я положил первый кусок в рот.

Взрыв эмоций. Обострение чувств. Животная жажда.

Я прикрыл глаза и почти застонал вслух. Из-под ресниц поймал абсолютно счастливый взгляд женщины. Кажется, за один миг я снискал благосклонность и почёт строгой миссис Фредкин.

Я съел всё, а потом ещё, пытаясь игнорировать заворожённый взгляд мисс Пайн и купаясь в искреннем удовольствии домоправительницы. О, да! Сладкое, приправленное восторгом, — лучшее, что со мной случилось здесь. Если не считать, конечно, запах Рени.

Доедая третий кусок, я понял, что пора и честь знать. Подпитка получилась мощная. Надеюсь, этого хватит надолго. Нужно раскланяться и уйти. Побродить. Подумать. Составить план, как жить дальше и как найти портал в мой мир.

Я знал: нет смысла искать здесь, в месте, куда меня выбросило. Помнил смутно из объяснений наставника, что когда-то, очень давно, переходы из мира в мир осуществлялись нередко. Но то было время прародителей-драконов, и древние знания утверждали: при перемещении происходит деформация пространства, искажения, поэтому точка перехода и точка входа не совпадали.

Это походило на блуждание в лабиринте, только молниеносное. Теперь мне предстояло всего ничего: найти лабиринт, выбрать правильный путь и, пройдя все повороты, тупики, ловушки, найти вход.

Шаракан. Знал бы, чем закончится дурацкий спор, никогда бы не повёлся на подначивания Бейбурмирмигмарда. Он друг мне, конечно, но наши бесконечные споры вечно заканчивались какими-то катастрофами и катаклизмами.

Отец не раз говорил, что надо взрослеть, но мне не хотелось прислушиваться. Я молод, и когда, как не сейчас, познать риск и азарт. Но, кажется, мы с другом перегнули палку. Не уверен, что остепенюсь и стану скучным и порядочным, но больше никаких дурацких споров. Точка. Дай только, Старбог, отсюда выбраться.

Я вежливо раскланялся, произнёс какие-то нужные, но пустые слова, и начал стратегический отход к двери.

— Я провожу вас, мистер Гесс.

Голос у Рени звонкий, но не писклявый, как у девочки, а с переливчатыми нотами, шёлковыми блестящими искрами. У неё удивительно привлекательный смех, но больше я его никогда не услышу.

— Не стоит, мисс Пайн.

— Проводи, проводи, дорогая моя, — одобрительно кивает миссис Фредкин, и я понимаю, что лучше не спорить.

Мы выходим на крыльцо. Вижу, как у Рени очаровательно вспыхивает радостью лицо при виде круглоухого радужного мерцателя. Пугливый мерзавец замечательно освоился в чужом мире. Да и что ему, лишь бы росли мимеи, которыми он без конца набивает брюхо.

— Как зовут вашего кролика?

Пожимаю плечами. Ни одному здравомыслящему кровочмаку не придёт в голову давать имена своим тэмам. Не принято. Это всё равно что дать имя чаше с кровью.

— Тогда я назову его Бит, если вы позволите.

Стоп. Не позволю. Зачем? Но я опоздал.

— Бит! — счастливо кричит Рени мерцателю и дарит ослепительную улыбку. Трусливая тварь растопыривает уши, дёргает носиком и начинает влажно урчать. Шаракан! Мой тэм — предатель! Кому рассказать — не поверят.

Она протягивает к нему руки, и мерцатель трётся о девичьи ладони, как пёсоглав, оставляя радужные разводы. Тут же вздрагивают и начинают позванивать мимеи. Кудрявые усики растения хватают девушку да пальцы, жадно слизывая следы, оставленные Битом, шаракан его забери!

Я снова ошибся, когда думал, что у Рени привлекательный смех. Чистый. Радостный. Насыщенный до предела. Внутри меня разливается волнами дрожь — от макушки до ног, и я не знаю, как прекратить эту вибрацию, что сделать, чтобы успокоиться.

Неожиданно она замолкает, и я перевожу дух.

— А теперь, — строгим голосом заявляет Рени, — вы объясните мне вот это! — и демонстративно потрясает тонкими запястьями.

Ну да. Кто сказал, что будет легко?

Рени

— Что вас удивляет? — спрашивает этот мерзавец ровным покойницким голосом.

Чувствую, как начинает закипать мой личный чайник. Краснею волной и ловлю его взгляд на декольте. Ну да, там сейчас выпирает, и холмики тоже порозовели. От его взгляда становится ещё жарче, я теряюсь и злюсь. Хочется ударить этого беспардонного и беспринципного хищника по голове. Сумочкой. Нет, доской. А ещё лучше — гаечным ключом приложить, чтобы наверняка.

Наверное, что-то зверское он прочитал в моём милом лице, перестал пялиться на грудь и преданно посмотрел в глаза, словно готов был выполнить любую мою прихоть.

— Раны сами по себе в такой короткий срок не заживают. Даже если это просто царапины, — цежу я слова сквозь зубы, как вишнёвое варенье с косточками. Пытаюсь сдержаться, чтобы не визжать или не сказать что-нибудь неприличное. Давненько не попадались мне люди, которые раздражали бы ну прям всем.

— А, это… — по глазам вижу, как нехотя он отвечает. Сейчас начнёт лгать — держу пари на новое изобретение батюшки. — Вы невнимательны, мисс Пайн. Я говорил вам, что прибыл издалека, и есть вещи, которым не стоит удивляться: здесь они непонятны и необъяснимы, зато закономерны и логичны на моей родине.