Школа хороших матерей - Джессамин Чан

оранжевый осьминог, потерявший глаза. Она играет с халатиком Гарриет. Она втирает лосьон Гарриет в руки, чтобы от нее во сне пахло кокосом.

Хотя вечер теплый, поверх ночнушки она надевает толстовку. Ее коробит при мысли о том, что два утренних гостя прикасались к ее подушке, и она решает поменять постельное белье.

Она ложится в кровать, надевает капюшон, завязывает тесемки под подбородком, жалея, что у нее нет савана. Вскоре штат обнаружит, что у нее почти не бывает гостей. После развода она потеряла связь со своими нью-йоркскими друзьями, новыми не обзавелась, да и не пыталась, бо́льшую часть одиноких вечеров проводит в компании с телефоном. Иногда на обед ест овсяную кашу. Если не спится, может часами делать упражнения для пресса или поднимать ноги, лежа на спине. Если бессонница усугубляется, принимает «Унисом», запивает его алкоголем. Если Гарриет у нее — всего одной порцией бурбона. Если она одна, то тремя или четырьмя подряд. Слава богу, эти визитеры не нашли пустых бутылок. Каждое утро перед завтраком она измеряет талию. Пощипывает дряблые трицепсы и бедра с внутренней стороны. Она улыбается в зеркало и напоминает себе, что была хорошенькой. Необходимо отказаться от всех дурных привычек. Она не может позволить себе казаться тщеславной, или эгоистичной, или неустойчивой, чтобы никто не мог сказать, что если она о себе не может позаботиться, то, видимо, несмотря на свой возраст, не может и о ребенке.

Она поворачивается на бок и смотрит в окно. Она подносит руку ко рту, замирает. Она смотрит на мигающий красный свет. Достаточно ли она дает им? В достаточной ли мере она ощущает свою вину? В достаточной ли мере боится? Когда ей перевалило за двадцать, она ходила к психотерапевту, и тот составил список ее страхов; это был утомительный процесс, который выявил, что ее страхи случайны и безграничны. Тот, кто за ней наблюдает теперь, должен знать, что она боится лесов и больших водоемов, древесных стволов и морских водорослей. Пловцов на дальние дистанции, людей, которые знают, как без проблем следует дышать под водой. Она боится людей, умеющих танцевать. Она боится нудистов и скандинавской мебели. Телешоу, начинающихся с мертвой девушки. Избытка солнца и недостатка солнца. Когда-то она боялась растущего в ней ребенка, боялась, что ребенок перестанет расти, боялась, что мертвого ребенка придется высасывать из нее, что если это случится и она больше не захочет пробовать, то Гаст может уйти от нее. Она боялась, что, подумав, может принять другое решение, поехать в клинику, сказать, что кровотечение было естественным.

Сейчас она боится камер наблюдения, социального работника, судью, ожидания. Того, что Гаст и Сюзанна, возможно, рассказывают посторонним людям. Того, что дочь уже стала меньше любить ее. Того, что для ее родителей станет ударом, когда они узнают.

Она мысленно повторяет новые страхи, пытается лишить слова смысла. Ее сердце бьется слишком быстро. Холодный пот покрывает спину. Возможно, плохую мать нужно не мониторить, а сбрасывать в овраг.

* * *

Фрида обнаружила эти фотографии в прошлом году в начале мая. Посреди ночи она опять изнемогала от бессонницы. Чтобы проверить время, схватила телефон Гаста, лежавший на ночном столике. Вскоре после трех часов ночи на него пришла эсэмэска. «Приходи завтра».

Она нашла фотографии девицы в папке «Работа». Там обнаружилась Сюзанна в залитой солнцем гостиной, она держала в руках меренговый пирог. Сюзанна с размаха кидает пирог в пах Гасту. Сюзанна слизывает пирог с его тела. Фотографии были сделаны в феврале, когда Фрида была на девятом месяце беременности. Она не понимала, как Гаст находил время для встреч с этой девицей, почему она понравилась ему, но потом вспомнила, что он часто задерживался на работе и проводил выходные с друзьями, а у нее был постельный режим и она пыталась не быть женой, которая намертво вцепляется в своего мужа.

Она несколько часов просидела на кухне в ту ночь, разглядывая шаловливую улыбку Сюзанны, ее лицо в пироге, член Гаста в ее руках, ее маленький влажный рот. Эта девица словно сошла с полотен прерафаэлитов, у нее было светлое тело в веснушках с тяжелыми грудями и мальчишескими бедрами. Точеные, мускулистые руки и ноги, выступающие ключицы и ребра. Она думала, что Гаст ненавидит костлявых женщин. Она думала, ему нравится ее беременное тело.

Она не стала его будить, не начала кричать, она дождалась рассвета, потом сделала селфи, не скрывая своего жуткого вида, и отправила его девице.

Тем утром, покормив Гарриет и уложив ее назад в кроватку, Фрида забралась на Гаста и терлась об него, пока он не затвердел. Они всего два раза занимались сексом, после того как доктор разрешил ей это, и каждый раз это было мучительно больно. Она надеялась, что с той девицей он использовал презервативы со спермицидом, что эта девица легкомысленная шлюшка. Может быть, обручальное кольцо или дети ее ничуть не пугали, но эта девица наверняка потеряет интерес к Гасту. Она видела, как это происходило с ее друзьями в Нью-Йорке, которые встречались с двадцатилетними. Начинается все с любовной горячки, бушуют страсти, происходит неожиданное обручение, за которым следует решение девицы бежать на Галапагосы. Приключенческий туризм часто был предлогом для разрыва, как и духовные пробуждения.

Когда они кончили заниматься любовью, она сказала ему:

— Брось эту девицу.

Он рыдал и извинялся, и несколько недель казалось, что они могут спасти брак, но он отказался бросить Сюзанну. Сказал, что влюблен.

— Я должен следовать за своим сердцем, — сказал он.

Он начал говорить о совместном воспитании ребенка, когда Фрида была еще не готова сдаваться. Он сказал:

— Я все еще люблю тебя. И всегда буду любить. Мы всегда будем семьей.

Фрида со временем поняла, что Сюзанна — прилипала, а Гаст — высокий корабль, хотя она и подумать не могла, что Сюзанна победит, а уж тем более теперь, когда у них появился ребенок. Если бы только у нее был шанс показать, какая она замечательная мать. Так, по крайней мере, ей нравится думать. Гарриет только-только начала улыбаться, спала всего с трехчасовыми интервалами. Днями Фрида была покрыта отрыжкой и слюной, она мчалась убирать в доме, или готовить, или заправлять стиральную машину между кормлением и сменой подгузников. Малышка все время прибавляла в весе. Рана на животе Фриды все еще саднила, как свежая.

Она решила, что Сюзанна необузданная, она, возможно, позволяла Гасту кончать ей на лицо. Возможно, предлагала анальный секс. Фрида сказала всему этому «нет», хотя теперь жалеет об этом. Ее занимает мысль о том, что ей