Маска майя - Хуан Марторель

Семена какао, попавшие в Караколь вместе с ребенком, были отданы Человеку с Высоким Жезлом8, который хранил их, ожидая, что за ними кто-то придет. Через некоторое время Балама объявили полноправным хозяином семян и отдали ему их. Таким образом мальчик стал богатым человеком.

Хотя ему, по всей видимости, еще не минуло восемнадцати лет и он мог еще вырасти, Балам уже сейчас был выше ростом большинства жителей города. В этом он походил на своего приемного отца, и, как и у того, в его поведении и манере держать себя было нечто, казавшееся окружающим грубым и отталкивающим. У него был высокий лоб и тонкие брови, большие темные широко расставленные глаза, а его нос, вполне характерный для майя, имел плавную горбинку и не казался слишком выступающим. Цвет его кожи, несмотря на то что он постоянно находился под солнцем, был не темнее, чем у девушки, стоявшей рядом с ним; юноша даже казался бледным в сравнении с Черным Светом.

Балам был поглощен своим заданием и не замечал взглядов, которые время от времени бросала на него маленькая Синяя Цапля. Казалось, она тоже увлечена своим занятием, однако ее глаза время от времени поднимались, как будто жили собственной жизнью, и, поблуждав несколько секунд, в конце концов останавливались на лице ее товарища.

Мудрец улыбнулся. Он уже не единожды замечал эти взгляды и не сомневался насчет их значения. Ее взор на некоторое время останавливался на лице юноши, а затем она быстро отводила глаза в сторону, как бы боясь, что ее на этом поймают. Несмотря на ее застенчивость, было видно, что она испытывает к Баламу искреннюю нежность.

Шаман вспоминал, как он смотрел так же на Иш Таб, прежде чем они стали мужем и женой, и чувство, которое он испытывал, когда его глаза встречались с ее глазами. Это был взгляд влюбленного человека.

Белый Нетопырь вошел за загородку и приблизился к своим ученикам. Он поговорил с каждым из них некоторое время, как имел обыкновение это делать, интересуясь предметом их занятий. Он заметил, что Черный Свет раздражен или озабочен, по всей видимости, тем, что взаимоотношения между городами Караколь и Наранхо переживали не лучшие времена, но не обнаружил в юноше ничего другого, кроме обычной вежливости, всегда немного отстраненной, как будто вызванной холодной снисходительностью.

С Баламом он тоже побеседовал о напитке, который готовили ученики, хотя их глаза обменялись другим сообщением. Этим же утром, когда рядом с ними никого не было, халач виник предупредил приемного сына, чтобы он был готов, когда стемнеет. Они встретятся на окраине города, и никто больше не должен знать об этом.

— Постарайся немного поспать вечером, потому что ночь может оказаться долгой, — сказал ему отец. — Сейчас я не имею права тебе больше ничего говорить. Могу лишь добавить: возможно, тебе придется пережить то, что изменит твое представление о нашем мире и о тебе самом.

Юному Баламу пришлось сделать над собой заметное усилие, чтобы не задавать вопросов, но он хорошо знал, как совладать с собой, и ограничился лишь легким кивком.

Сейчас, когда его губы говорили о корнях и растениях, их глаза встретились. Взгляд юноши был напряженным, и его значение было понятно мудрецу: «Я там буду, отец. Сгораю от нетерпения узнать, что ты для меня приготовил».

Близилась ночь, когда Балам пришел в условленное место. Его приемный отец велел ему явиться к дороге, ведущей на юг, туда, где находился пьедестал, предназначенный для статуи бакаб9, которую устанавливали там в годы, соответствовавшие ее знаку.

Юноша скорее догадался о присутствии шамана, чем почувствовал его: тот уже ждал Балама на месте. Казалось, Белый Нетопырь появился из ниоткуда, окутанный тьмой, и лишь глаза горели на его лице.

— Приветствую тебя, Балам, сын мой. Теперь следуй за мной и не отставай, потому что ночью сельва может сделать так, что ты вдруг не обнаружишь того, кого рассчитывал видеть рядом с собой.

Молодой майя не удивился, что жрец не дает больше никаких объяснений. Он знал, что таков характер того, кого он считал своим отцом. И был уверен: все, что ему необходимо знать, ему сообщат в нужный момент.

Ночь наступила быстро, и, когда они сошли с дороги, чтобы войти в сельву, мрак, окружавший их, стал почти непроницаемым. Время от времени лунный свет указывал им путь среди густой растительности, освещая то тут, то там ствол дерева, заросли кустарника или маленькую прогалину. Это были причудливые бесплотные силуэты, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись за несколько мгновений до этого.

Балам ощущал ритм своих шагов — единственный звук, нарушавший тишину, которая в противном случае была бы полной. Юноша знал, что сельва полна жизни, ибо днем чаща без умолку болтала разными голосами своих многочисленных обитателей, и поэтому его изумила эта разительная перемена. Он никогда не отваживался входить в сельву после заката солнца, поскольку хорошо знал, что такая прогулка могла завершиться печально. Легко было потеряться, сделав несколько шагов в сторону; более того, существовал риск наткнуться на одно из созданий, которые, будучи хозяевами потустороннего мира, каждый раз завладевали землей, когда солнце начинало свое ночное странствие.

Поэтому он с изумлением смотрел, как верховный жрец, его приемный отец, за которым он следовал, шел с обычной скоростью, обходя непролазные места, не теряя при этом ни секунды на сомнения и указывая жестом или словом, произнесенным шепотом, когда какая-нибудь низкая ветка или лиана могла помешать их продвижению.

Он прекрасно видел шамана даже в тех местах, где было особенно темно, как будто его белая туника излучала бледное сияние. Казалось, луна пропитала своим светом ткань, чтобы уподобить ее себе.

Юношу также не тревожило возможное присутствие духов ночи, поскольку вера в отца и спокойствие, которое тот демонстрировал с самого начала, были вполне способны унять его страхи.

Балам не мог с уверенностью сказать, как долго они шли и в каком направлении, когда наконец-то вроде бы оказались у цели. Старший из них остановился и повернулся к младшему с чуть заметной улыбкой на губах.

Но глаза Балама были прикованы к окружавшему их пейзажу. Сельва, стоящая стеной, расступилась вокруг четко очерченной прогалины, почти совершенно круглой. Луна в это время находилась в самой высокой точке неба, и ее сияние заполняло всю поверхность этого круга. Слабый, мягкий свет, тем не менее, резко подчеркивал темноту, окружавшую их. Юноша почувствовал, как мурашки пробежали по телу, когда он понял, что это место, без сомнения, было священным.

Белый Нетопырь взял его за руку и осторожно подвел к центру прогалины. Указав на один из поваленных стволов, беспорядочно разбросанных по поляне, шаман сказал:

— Садись, сын мой, и освободи свой дух. Ночь и тишина помогут тебе сделать это. Ты вскоре почувствуешь, как магия этого места проникнет в тебя.

Балам подчинился и, сев на ствол, сомкнул веки, отдаваясь своим ощущениям в привычной для себя манере, как он уже много раз делал раньше. Вскоре он заметил, как его чувства обострились и он стал самим восприятием, растворяясь в окрестностях и в той властной силе, которую они излучали. Голос шамана дошел до него издалека, но каждое слово было понятно.