Ночные легенды - Джон Коннолли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имелось подозрение, что Брэдли скрытый гей, хотя они меж собой, разумеется, этого не обсуждали. Оно и понятно, почему доктор предпочитал держаться тишком. Народ в Истоне по большей части толерантен: вон и мэр у них черный, и шеф полиции с испанской фамилией, и все это несмотря на то, что девяносто процентов населения городка составляют белые. Просто пациенты ведут себя с докторами до забавности странно: некоторые едут на прием аж в Бостон, прежде чем позволить хотя бы прикоснуться к себе конкретному гею – причем не только мужчины, но и женщины. В общем, Грег Брэдли вел холостяцкую жизнь, а большинство народа в Истоне предпочитало этот факт обходить. Так вот заведено в мелких городках.
– Конечно, присаживайся, – кивком пригласил Брэдли, пододвигая тарелку.
Ржаной сандвич с тунцом был у него едва тронут, а кофе, похоже, остыл.
– Хорошо, что я себе тунца не заказал, – улыбнулся Лопес.
– Да нет, тунец-то в порядке, – флегматично возразил Брэдли. – Это я, в каком-то смысле, в ауте.
Официантка поднесла Лопесу кофе и сообщила, что сандвич скоро будет готов. Он поблагодарил.
– Может, я чем-то могу помочь? – поинтересовался Лопес.
– Если только ты чудотворец. Думаю, ты все равно об этом скоро узнаешь, так что давай уж лучше через меня. У Линка Фрэйзера рак. Представляешь?
Лопес отпрянул всем телом. Он действительно не знал, что сказать. Линк в этом городке был своего рода достопримечательностью. Так было испокон. Когда-то давно, годы и годы назад, Лопес даже ухаживал за одной из его дочек. Линк во всем и всегда вел себя достойно и даже не обижался, когда он, горе-ухажер, за неделю до выпускного ее бросил. Ну, то есть перестал держать обиду года через два.
– И… насколько все серьезно?
– Он весь изрешечен, я у больных такого даже и не помню. Пришел он ко мне пару дней назад – самый первый раз, когда он вообще ко мне обращался. В то утро он уже мочился кровью, да сильно так. Я видел, ему сама мысль о посещении врача ненавистна, но уж сильно, видно, допекло. Да и как иначе. Я его в тот же день отправил на обследование, и вечером мне уже позвонили с результатами. Черт, они, видно, даже биопсии дожидаться не стали – хватило одного рентгена. Хуже всего у него обстоит с печенью, но уже передалось и на позвоночник, и почти на все основные органы. Нет, ты представляешь? Сегодня утром я разговаривал с его сыном, и он дал мне добро на разглашение тем, кто близок к его отцу.
– Бог ты мой, – Лопес повел головой из стороны в сторону. – И сколько ему еще осталось?
– Немного. Хотя представляешь, он божится, что еще пару дней назад у него не только болей, но и вообще никаких симптомов не было, пока не появилась кровь. Даже не верится.
– Линк мужик крепкий. Такому руку оттяпай, так он спохватится, только когда вспомнит завести часы.
– Тут любой силач сдуется. Поверь, при такой картине он должен был мучиться месяцами.
Прибыл сандвич Лопеса, но тот, как и Брэдли, есть уже не хотел.
– Где он сейчас?
– В Манчестере. Думаю, теперь уже с концами. Обратно ему не выйти.
Оба умолкли, безмолвно глядя, как за окном живет своей жизнью городок. Время от времени им махали знакомые, и они помахивали, но улыбались машинально, без тепла.
– У меня отец, кстати, тоже умер от рака, – сказал Брэдли.
– Да ты что? Я не знал.
– Курил как паровоз. Выпить тоже был не дурак. Трескал говядину, жареное-перченое, а уж сладкое уписывал так, что артерии трещали – иначе, мол, какой же это десерт. Если б его рак не прибрал, то все равно была куча других кандидатов-гробовщиков.
– А у меня один друг умер от рака, – вспомнил Лопес. – Энди Стоун. Детектив из полиции штата. Не пил, не курил, бегал кроссы как заведенный, по пятьдесят-шестьдесят миль в неделю накручивал. А как поставили диагноз, не протянул и года.
– А что с ним было?
– Рак поджелудочной.
Брэдли поморщился:
– Скверно. Оно всё скверно, но одно бывает хуже другого.
– Я много таких историй слышу. Иногда насчет знакомых, или о друзьях друзей. Подчас подхватывают словно из ниоткуда. Вот живет, допустим, человек. И питается, казалось бы, нормально, и в группе риска не состоит; стрессов по работе или по жизни и тех у них не бывает! Живет человек человеком, а потом смотришь – и как будто не он, а тень от него перед тобой. Не знаю, как бы я себя повел, не приведи господь. Я ведь, честно говоря, даже не знаю, насколько я способен переносить боль. Никогда меня не резали, не стреляли, рук-ног я не ломал; да что там, даже в больнице был всего раз, и то в детстве, когда удаляли гланды. Но я видел, как уходит Энди, и мне подумалось: такого страдания я бы вынести не смог.
– Вообще человек силен, – рассудил Брэдли. – Как, скажем, Линк. Наш инстинкт бороться и выживать. Меня никогда не перестают изумлять резервы силы, заложенные в обычных, казалось бы, мужчинах и женщинах. Даже в наихудшем страдании есть толика надежды, достойная восхищения.
Лопес отодвинул от себя тарелку с сандвичем.
– Ох и разговорец у нас, – вздохнул он. – Лучше б его не было.
– Будем надеяться, что в первый и последний раз. Впору пожалеть беднягу Стиви. Он-то небось думает, что у него еда ни к черту. Переживает.
Лопес через плечо поглядел туда, где за кассой стоял с карандашом за ухом Стив Дивентура, считая чеки клиентуры.
– Может, если пожаловаться, он сделает нам скидку?
– Стив? Да он только обложит нас по двойному тарифу за убитое время.
Тема еды вернула мысли Лопеса к Линку Фрэйзеру и бару, которым он когда-то владел и куда до сих пор частенько захаживал, побередить нервы новому хозяину своими комментариями насчет «модных» блюд, которые там нынче подаются.
– Ты Эдди Риду еще не сообщал? – спросил он.
– Нет. Ты по сути первый, кому я сказал.
– Эдди я сам все передам. Если увижу кого-нибудь из достойных внимания, то сниму с тебя необходимость все им рассказывать. А потом тебе перезвоню, так сказать, по итогам.
Брэдли посмотрел с благодарностью.
– Вот она, работка, которой мы иногда делимся: сообщать людям дурные вести об их друзьях и родственниках.
– Пожалуй, да. С той лишь разницей, что мне обычно не приходится ставить людей в известность: дескать, вы умираете.
Брэдли мрачно усмехнулся.
– Ну да, твои-то в основном уже знают, что отдали концы.
– Это, видимо, и называется «смеяться в лицо смерти»?
– Посвистывать на погосте.
– Уж как ни назови.
Брэдли поднялся первым.
– Ну ладно, пора к себе. Подвиг уже в том, чтоб раскрутить людей на первый визит к доктору. А то если заставить их ждать, то они ненароком разбредутся по домам и все свои болячки примутся лечить аспирином.