Мальчик, который рисовал кошек, и другие истории о вещах странных и примечательных - Лафкадио Хирн

За эти годы многие несчастья обрушились на него. Умерли его родители. Умерла жена, и единственный его ребенок тоже умер. И так он оказался совсем один. Он возненавидел свой дом и отправился в длительное путешествие в надежде забыть о своих горестях.

Однажды, путешествуя, он очутился в Икао – маленькой горной деревушке, которая и поныне славится своими горячими источниками и поразительной красоты видами окрестностей. В деревенской гостинице, в которой он остановился, за ним ухаживала девушка-служанка. Едва увидев ее лицо, он почувствовал, как забилось его сердце – никогда прежде оно так сильно не билось. Загадочным образом она внешне так напомнила О-Тэи, что он даже ущипнул себя, чтобы удостовериться, что это не сон. Она вошла, приблизилась, развела огонь и сервировала стол, приготовила комнату для гостя и расстелила постель – каждый ее жест, каждое движение будили в нем память о девушке, которую он так любил в молодости. Нагао заговорил с ней, и она ответила ему мягким, чистым голосом, тембр и интонации которого наполнили его горькой печалью об ушедших днях.

Пораженный этим, обращаясь к ней, он спросил:

– Старшая сестра[6], вы так похожи на одну особу, которую я знал много лет назад… Когда вы вошли в комнату, я до глубины души был поражен этим обстоятельством. Не сочтите мой вопрос за оскорбление, но прошу вас, ответьте мне – откуда вы родом и как вас зовут?

Ответ прозвучал немедленно. И голос, без сомнения, был голосом умершей девушки – в этом он не мог ошибиться.

– Меня зовут О-Тэи, а вы Нагао Тёсэй из Этиго – мой нареченный супруг. Семнадцать лет назад я умерла в Ниигате. А потом вы начертали слова священной клятвы на свитке бумаги, что непременно женитесь на мне, если я когда-нибудь вернусь в этот мир в женском обличье. И вы скрепили этот свиток собственной печатью и поместили его в домашний алтарь подле поминального знака с начертанным на нем моим именем. И поэтому я вернулась…

Едва она произнесла эти слова, как тут же лишилась чувств и упала без памяти.

Нагао женился на ней, и союз этот был счастлив. Но никогда после она не могла припомнить, что ответила ему на его вопрос, заданный в Икао. Не помнила она ничего, что касалось и ее прежней жизни: память о прошлом рождении, загадочным образом осветившая ее сознание в момент встречи в Икао, мгновенно исчезла и более никогда не возвращалась.

Триста лет назад в деревне под названием Асамимура, что располагалась в префектуре Онсэнгори в провинции Иё, жил один добрый человек. Звали его Токубэй. Этот Токубэй считался самым богатым человеком в округе, да к тому же исполнял обязанности мураоса – то есть старосты своей деревни. Он был успешен во всех своих начинаниях, но ему уже сравнялось сорок лет, а он все еще не познал радости отцовства.

И он, и его жена очень печалились, что в семье нет детей, и неустанно молились, чтобы у них появился ребенок, вознося бесчисленные молитвы святому Фудо Мё О, которого особенно почитали в округе и чей знаменитый храм – Сайходзи, как известно, находился в Асамимуре.

Наконец молитвы были услышаны: жена Токубэя родила дочь. Девочка была очень милой и пригожей, ее назвали О-Цуи. Поскольку материнского молока малышке не хватало, для нее наняли кормилицу по имени О-Содэ.

О-Цуи выросла и превратилась в очень красивую девушку. Но когда ей сравнялось пятнадцать лет, она внезапно тяжело заболела. Доктора, посовещавшись, пришли к выводу, что шансов на выздоровление у нее нет: О-Цуи умирает. В это время О-Содэ, которая хотя и была всего лишь кормилицей, но любила О-Цуи глубокой материнской любовью, отправилась в храм Сайходзи и горячо молилась там о выздоровлении девочки. Каждый день – двадцать один день кряду – она шла в храм и самозабвенно молилась. На двадцать первый день О-Цуи внезапно и совершенно выздоровела.

И тогда все сразу же переменилось в доме Токубэя: он собрал всех своих друзей и устроил большой праздник по поводу чудесного события. Однако ночью, в самый разгар праздника, кормилица девушки внезапно заболела. На следующее утро доктор, которого пригласили лечить ее, объявил, что она умирает.

Вся семья в великой скорби собралась вокруг постели О-Содэ, чтобы проститься с ней. И тогда она сказала, обращаясь ко всем:

– Настало время рассказать вам о том, чего вы не знаете. Я молила святого в храме о том, чтобы он даровал мне возможность умереть вместо О-Цуи. Моя молитва была услышана, и эта великая милость была мне оказана. Поэтому вы не должны предаваться скорби по поводу моей кончины… Но у меня есть одна просьба… Я дала обещание святому посадить вишневое дерево в саду храма Сайходзи – это будет и память о свершившемся чуде, и моя благодарность святому… Увы, я не могу посадить дерево сама, поэтому я прошу вас исполнить за меня обет… Прощайте, дорогие друзья, и помните, что я была счастлива умереть во спасение О-Цуи.

После похорон О-Содэ молодое вишневое дерево – самое лучшее, какое только могли отыскать, – было посажено в саду храма Сайходзи родителями О-Цуи.

Деревце хорошо прижилось, росло и развивалось, и на шестнадцатый день второго месяца следующего года – в годовщину смерти О-Содэ – чудесным образом зацвело. И оно продолжало цвести двести лет и еще пятьдесят четыре. И цветение его начиналось всегда в одно и то же время – на шестнадцатый день второго месяца в году. А цветы дерева – бело-розовые, крупные, налиты́е – напоминали соски женской груди, наполненной молоком. И люди назвали это дерево убадзакура – сакура кормилицы.

Было определено, что казнь состоится в саду ясики[7]. Поскольку решение было принято, человека привели в сад и заставили преклонить колени. Он встал на колени, где ему было указано – на широкой, покрытой мелкой галькой площадке, лицом к дорожке из плоских камней. Японцы называют их тоби-иси. Прежде они широко использовались в традиционных японских ландшафтных садах (да и сейчас кое-где их можно встретить): тоби-иси выкладывались якобы в беспорядке, но на них было удобно ступать, гуляя по саду. Руки приговоренного были заведены за спину и крепко стянуты. Слуги принесли в ведрах воды и сумки, которые обычно служат для переноски риса, но теперь они были наполнены галькой. Сумки плотным кольцом уложили вокруг обреченного на смерть так, чтобы он не мог пошевелиться. Вскоре пришел и сам хозяин поместья, желая убедиться, что все его указания выполняются надлежащим образом. Он не сделал никаких замечаний: вероятно, увиденное удовлетворило его. Внезапно приговоренный закричал:

– Досточтимый господин! Преступление, за которое я осужден, совершено неумышленно! Я сделал ужасную ошибку… Во всем виновата моя великая глупость, и только!.. Я – дурак, дурак от рождения!.. Но причиной тому моя карма – я вечно во всем ошибаюсь!.. Но казнить человека только потому, что у него не хватает мозгов, неправильно и несправедливо! И за это вам обязательно придется заплатить. Я вижу, что моя казнь неизбежна, но столь же неизбежно мое отмщение – ваша жестокость обязательно вызовет месть… Ведь зло, как известно, всегда порождает зло…