Ты меня (не) купишь - Лея Кейн

– Достаточно. Я вас поняла. Глупо ждать чего-то от Артура, когда он под вашей опекой. Извините за беспокойство. Теперь я последую вашему совету: все школьные вопросы буду решать с Верой Ивановной.

– Боюсь, она в бессрочном отпуске.

– Давно? – голос Бабочки срывается.

– С этого момента.

– Тогда с Лучианой.

– Не выйдет. У нее сессия. Еще она в какую-то научную работу погрузилась. Не может, в общем, отвлекаться. Зато я весь ваш, – улыбаюсь, видя, как затухает в ее глазах надежда отвязаться от меня. – И, похоже, мы с вами будем часто видеться. Перевоспитание ребенка – длительный процесс, требующий вовлечения и педагога, и родителя. Вы же не откажете мне? Артуру ведь не только отцовское плечо нужно. Иногда и материнской ласки не хватает.

Бабочка тянется к кулеру, в этот раз не отворачиваясь от меня. Набирает себе немного воды и звучно пьет. Ее телефон снова вибрирует Степой.

– Ответьте, – я киваю в повелительной интонации. – Вдруг что-то важное.

Она берет телефон, но вместо ответа сбрасывает вызов. Так стремается говорить при мне с мужем, словно в чем-то провинилась перед ним, а я яблоко раздора в их чудной семье. А ведь я еще даже не начал действовать. Приглядываюсь только. Почву прощупываю. И пока мне все нравится.

– Не буду вас больше задерживать. – Я поднимаюсь и беру пальто. – Могу подвезти вас до дома. Меня внизу ждет машина с водителем. На улице похолодало. Не хочу, чтобы вы простудились. Я так долго ждал вас.

– Что-о-о?

– Говорю, долго ждал постоянного учителя, которому будет небезразличная судьба Артура. Снова вы не о том думаете. Дарья. Николаевна.

Она допивает остатки воды, ставит стакан, глубоко вздыхает и, ладонями опершись о стол, встает.

– Я не знаю, какую игру вы затеяли, Роман Алексеевич. Предупреждаю сразу, неуважения к себе я не потерплю, кем бы вы ни были. Будьте дисциплинированы и заостряйте внимание на племяннике.

– Поверьте, я к нему очень внимателен. Увиделся с вами и понял, что отныне во всем ему доверять буду. Каждое его слово о вас подтвердилось втройне.

Моя улыбка все больше раздражает ее. Сочувствую бедняжке. В таком тухлом окружении живет и работает, что даже эмоции выплеснуть не на кого. Но ничего. Со мной она станет самой плохой училкой. Со мной и для меня.

Беру ее за руку, подношу ледяные пальцы к губам и слегка целую, глядя в ее округлившиеся глаза. Она отдергивает руку, дисциплинированно посылая меня на хер:

– До свидания, Роман Алексеевич. Надеюсь, наша сегодняшняя встреча пойдет только на пользу Артуру.

– И вам.

– Что? – который раз повторяет она.

– И вам, говорю, до свидания. Дарья. Николаевна. Приятного вечера.

Я ухожу под рассеянный и заморенный взгляд ощетинившейся Бабочки. Зато по уши счастливый. Первый шаг сделан. Бабочка по-прежнему неподкупна. Плевать ей на мое положение в обществе, на мой кошелек и мой шарм. Пропитанная работой и унылостью своего тупого мужа-качка, которая жизни-то толком не видела. Раззадорила меня. Зацепила. Охотника во мне разбудила. Столько воспоминаний накатило. Кратковременную влюбленность всколыхнуло. Даже моложе себя теперь чувствую. Опять в бой хочется. Только действовать теперь буду осознанно, выверено, азарт наслаждением подпитывать.

Можно, конечно, сделать, как Фаза посоветовал. Переломить качку позвоночник. Он инвалидности не вынесет, сам Бабочку прогонит. А я подберу. Но в этом случае она со мной от безысходности будет. Мне же надо, чтобы эта Бабочка сама на мой огонь полетела, не боясь крылья спалить. Сама в мои объятия бросилась. Чтобы я ее миром стал, богом.

Сажусь в машину, где Фаза с кем-то чатится, но при моем появлении технично сует телефон в карман. Неужели я что-то упустил, и у него все-таки кто-то есть? Когда только успевает? Если ночует в нашем доме восемь раз в неделю?

Молча усмехаюсь, решив не комментировать и не лезть в личную жизнь своего единственного всем довольного подчиненного, и оборачиваюсь на заднее сиденье, где в темноте салона мой племянник рубает пончики.

– Завтра разобьешь окно в школе, – даю ему руководство к действию.

– Какое? – абсолютно равнодушно уточняет он.

– Любое. Только не у директрисы в конуре.

– Окей, – жмет он плечом и откусывает пончик.

Я пристегиваюсь ремнем безопасности, поймав на себе пристальный взгляд Фазы. Хрен знает, о чем он думает. Этого типа хер проссышь. Чурбан голимый. Но башковитый, падла. От огромных ошибок меня уберег. Не видать бы мне было политики без него. Он когда-то на другого криминального авторитета работал. Тот совсем глупо из игры вышел: врагов нажил, подставил многих. Не послушал Фазу, когда он дельные советы давал, правильную дорожку ему указывал. В итоге тот хвост поджал и за бугор свалил, а Фаза тут отдувался. В драного кота превратился, когда я подобрал его. Но не сломался. Даже сильнее стал, непрошибаемее и сообразительнее. Такие всегда в единичном экземпляре.

– Вижу, разговор с учителем дал плоды, – замечает он, заводя тачку. – Совсем ребенку руки развязать решили, босс.

– Я пацана под себя воспитываю. Пусть с детства знает, как дорогу в лучший мир себе прогрызать.

– Вы бы поосторожничали. Учителя – сплетники. Дойдет до журналюг, что приемный сын Романа Чеховского в школе беспредельничает, и появится ненужное пятно в вашем реноме.

– Вот и пусть появится. Потом очистится и плюсиком в карму пойдет. Роман Чеховской не только новые компы в школу купил, но и из трудного племянника, оставшегося на его попечении, сделал отличника, спортсмена, победителя городских олимпиад. Еще какую-нибудь кампанию запустим для первоклашек. Сообразишь же?

Фаза пожимает плечом:

– Легко. А с Городецким что решили? Яму готовить?

– Кто же тогда из моего пиздюка спортсмена сделает? Не-е-ет, Фаза, не спеши. У меня пацан боксом увлекся, тренера хорошего ищем.

Он всего на секунду отвлекается от дороги, бросив взгляд за плечо.

– Когда это он боксом увлекся?

Я вдохновенно скалюсь:

– Только что.

Обложу я тебя со всех сторон, Бабочка. Ни пошевелиться, ни пискнуть, ни вздохнуть свободно не дам, пока меня в своем отражении видеть не начнешь. Да, пострадаешь некоторое время. Душу я тебе знатно потреплю. Но потом-то, потом самой счастливой станешь, сама себе завидовать будешь!

Завидую. Как же я завидую Вере Ивановне. Отпуск, который можно провести вдали от Чеховского, это благословение. Мне же предстоит тернистый путь общения с этим много о себе думающим типом.

Я не могу отрицать, что он стал солидным. Будь он со всеми так вульгарен, как со мной, не пробился бы туда, где сейчас его боготворят. У этого человека десяток масок. А может, сотня. И он меняет их в зависимости от ситуации и оппонента. По отношению ко мне он – все тот же мажор, только теперь сорящий не отцовскими деньгами, а своими. Как поддерживать с ним дальнейшую связь, я просто не представляю. Я едва собираю мысли в кучу, как он втыкает в меня очередную шпильку и наслаждается этим. Хладнокровный и безжалостный. Он не созидает, а рушит. Сметает перед собой любые препятствия, как пожар. Даже татуировку себе соответствующую набил. Губительный огонь. Превращающее все в пепел пламя.