Из плена прошлого - Клэр Бенедикт

На следующее утро меня разбудили крики чаек и шум волн, бьющихся о скалы. Окна моей комнаты выходили на море, я нашла ее безошибочно. Вспомнив гостиную, я вспомнила и весь остальной дом. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы вспомнить других людей, их поступки…

Вечером, проснувшись после короткого тревожного сна, я не стала задерживаться внизу. Заперла дверь на террасу, выключила камин, отнесла поднос на кухню, взяла свои вещи и поднялась наверх. При моей спальне была собственная ванная, а в комоде я обнаружила чистое постельное белье.

После моего отъезда комнату переделали, но мне не показалось, что я нахожусь в чужом помещении или в чужой постели, так что заснула я очень быстро. Насколько помню, больше мне ничего не снилось.

Разумеется, мой сон, в котором появилась Сара, не был плодом моего бурного воображения. Это был реальный случай, я как будто посмотрела старый фильм. И сейчас, вновь мысленно прокручивая его, я опять вспомнила жалобу Сары: «Твоя комната значительно удобнее, чем мой чердак!» Произнесший эти слова пронзительный, визгливый голос, как я сейчас вспомнила, был копией другого голоса. Более сдержанного, но выражавшего те же чувства.

Было еще рано, но я выбралась из постели, накинула халат и направилась к лестнице, ведущей в северную башню. Я была там накануне, но сейчас не просто открыла дверь, а вошла. И до меня будто эхо, донесся гнусавый голос моей тети и ее слова, сказанные в первый день после их приезда: «Милостивый Боже, Элен, почему ты засунула бедного ребенка на чердак?»

Ей ответила моя мать:

– Но, Дирдре, мы решили, что девочке понравится комната на верху башни. И твоя комната прямо под ней, так что у вас здесь как бы отдельная квартира. Тут даже есть ванная комната. Вы можете закрыть дверь на лестницу и остаться совершенно одни, если захотите.

– И не путаться под ногами, верно? Я понимаю, насколько утомительно для тебя пустить сюда бедных родственников, особенно сейчас, когда Дэвид начинает добиваться успеха. Но зачем же так откровенно?

Лицо моей смуглой и элегантной тети покрылось красными пятнами гнева, и моя мать лишь молча смотрела на нее.

Маленькая, голубоглазая, с длинными светлыми волосами, стянутыми сзади резинкой, она была совсем как на той единственной фотографии, которую мой отец не решился уничтожить. За исключением одной детали. Возможно, когда ее фотографировали, мама уже была беременна, но по фотографии этого не скажешь. Но в тот день, когда она стояла лицом к лицу с тетей Дирдре, беременность уже нельзя было скрыть. Ее фигура под широким летним платьем округлилась, она стояла, согнув руку и приложив ладонь к пояснице.

– Дирдре, все не так. Вы тут желанные гости…

– Так и должно быть! – прошипела тетя.

С того мгновения, как мы вошли в комнату, Сара не произносила ни слова, но не сводила взгляда с матери. Она ловила каждое слово.

Новый голос:

– Что случилось?

Голос моей бабушки. Мы все обернулись к ней. Она была много выше моей матери. Наверное, уже довольно пожилая, но все еще красивая, величественная, в блестящих каштановых волосах почти не видно седины. С ней было одновременно и очень интересно и немного страшновато. Когда она сссорилась с моей матерью, мы с отцом старались убраться подальше. Но на этот раз они придерживались одного мнения.

– Дирдре не нравится комната, мама. Она полагает, что мы прячем ее в башне, потому что нам неловко… из-за ее мошенника-мужа.

Заметив впечатление, произведенное этими словами на тетку и Сару, я поняла, что моя мать не должна была поддаваться на провокацию. Когда она выходила из себя, то не думала, что говорит, и теперь зашла слишком далеко.

Дирдре и ее дочь понуро молчали, признав свое поражение, так что бабушке не было нужды ничего добавлять! Но она добавила:

– Чепуха! Что бы Раймонд не натворил, это лишь его вина, ему за нее и расплачиваться. Никто не собирается относиться к вам как париям, Дирдре.

Она говорила правду. Ни сама бабушка, ни моя мать не относились к тем людям, которые способны осуждать женщину, чья единственная вина заключается в том, что она вышла замуж за преступника. Но обе, надо признать, никогда особенно не любили Дирдре, и та это знала. Очевидно, ей нелегко было обратиться за помощью к родственникам своего незадачливого мужа. И она никогда не простит им того, что у них достало порядочности не отвернуться от нее.

В этот момент моя мать вышла из комнаты, я пошла следом. На середине лестницы она столкнулась с отцом.

– Дэвид, где тебя черти носили? Мне вполне пригодилось бы твое богемное очарование, чтобы справиться с этой ужасной Дирдре.

Она говорила зло и громко, я понимала, что ее обязательно услышат наверху. На мгновение лицо отца стало раздраженным, но он, верно, заметил мою обеспокоенную физиономию за ее спиной, потому что сначала подмигнул мне, а уж потом ответил.

– Тихо, Элен, тебе пора отдохнуть. Нет, я настаиваю. Бетани, пошла бы ты и выручила Сару. Вот я уложу твою маму, и мы втроем пойдем погулять по пляжу. Может, доберемся до Ситонклиффа, зайдем к Берторелли и поедим мороженого.

Он обнял маму за плечи и повел вниз по крутой лестнице.

– Но Дэвид, – слышала я ее голос, – эта женщина просто невозможна! Я отдала ей мои самые любимые комнаты в доме, а она жалуется. Ты же знаешь, Дирдре считает, что у нее больше прав на Дюн-Хаус, чем у нас. Раймонд рассказал ей какую-то дурацкую историю насчет того, что мой дед обжулил брата при дележе наследства. Она верит, что есть другое завещание…

Голоса стихли, образы потускнели и исчезли. Печаль сжимала мое горло: мне так хотелось их всех вспомнить. Я стояла в центре комнаты, и слезы текли по моим щекам.

Она была пустой в буквальном смысле. Даже ковер не прикрывал доски пола, ни одной картины на стенах. Я помнила, что там были картины, но не такие, как везде по дому – живопись маслом, на библейские темы, в тяжелых рамах. Здесь когда-то висели светлые акварели – песок, море, небо и птицы, кружащие над водой, скалами и дюнами.

Это была единственная комната в доме, окна которой выходили на четыре стороны света. По утрам ее наполняли солнце и звуки моря. Мама была права: Сара должна была быть от нее в восторге. В окно был виден бескрайний, протянувшийся на многие мили пейзаж: дюны, скалы, море и птицы – совсем как на тех акварелях. Тут мое внимание привлек яркий блик. Солнечный зайчик, отражающийся от стекла? За каменной оградой, скорее всего, ограничивающей мои владения, ближе к холмам расположились ряды трейлеров. Очевидно, это была та самая трейлерная стоянка, о владельце которой, Поле Митчелле, упоминал мистер Симпсон. Тот хотел купить у меня землю, чтобы расширить свое предприятие, и предлагал хорошие деньги, но сейчас я не хотела об этом думать.

Я уже начала населять этот дом членами моей забытой семьи, но все еще недоумевала по поводу их отдельных высказываний. Что имела в виду тетя Дирдре, когда говорила, что отец начал добиваться успеха? Насколько я знала, в материальном смысле мой отец никогда не преуспевал. Да и образ отца, который я извлекла из своей детской памяти – расстроенный, но смеющийся человек, уверенно успокаивающий разгневанную жену, был совсем непохож на того человека, с которым я жила долгие годы в Лондоне.