Потайная дверь - Ева Фёллер

Уже в начале нашей прогулки у меня появилось какое-то недоброе предчувствие. При этом всё начиналось вполне безобидно. Рука об руку мы не торопясь шли по парку Сент Джеймс в сторону Букингемского дворца. Погода была тёплая, на синем небе ни облачка. Лето показало себя в этот день с лучшей стороны. Лебеди скользили по воде озера, которое лежало у нас на пути. На берег вразвалочку приковыляли несколько пеликанов и стали спорить за еду с голубями, которые поодиночке клевали то тут, то там. Между могучими деревьями сновали белочки, которые тоже хотели получить свою часть. Сразу несколько знаменитейших достопримечательностей города были у нас в поле зрения одновременно: Вестминстерское аббатство, гигантское колесо обозрения, Букингемский дворец. На газонах нежились под солнцем влюблённые парочки, на скамьях отдыхали пенсионеры, и то и дело мимо нас пробегали трусцой бегуны. Кроме того, местность густо населяли толпы туристов, в первую очередь перед дворцом, до которого мы вскоре дошагали. Но идиллическая красота вокруг отнюдь не была омрачена бессчётными посетителями. Я щёлкнула монументальную, поблёскивающую золотом на солнце богиню Победы на мемориале Виктории и затем пошла с Себастьяно дальше к дворцовой ограде, потому что мне хотелось непременно увидеть шотландских гвардейцев.

– С чего мы начнём? – спросил Себастьяно после того, как я сделала несколько снимков стоической охраны дворца и смирилась с тем, что в обозримом времени не покажутся, пожалуй, ни принц Уильям, ни Кейт, ни кто-либо ещё из королевской семьи.

– Не знаю, – рассеянно ответила я, потому что недоброе чувство стало усиливаться. Как раз в этот миг я почувствовала зуд. Я потёрла затылок, потому что мне показалось вначале, что это край моей майки царапает кожу, но уже когда я это делала, я поняла: случилось то самое, что ещё с незапамятных времён внушало мне первобытный страх. Зуд в затылке как вид сверхчувственной способности, которой я обладала уже давно и которая проявлялась всегда в такие моменты, когда мне грозила какая-то опасность. Этой способностью меня наградили Старейшины, когда я была ещё совсем маленькой. Уже не раз этот зуд спасал меня от больших неприятностей, но иногда он включался лишь в самую последнюю минуту, так что я замечала опасность лишь тогда, когда уже сталкивалась с ней лицом к лицу.

Себастьяно видел, что я почесала затылок.

– Анна? – Он резко остановился, взял меня за плечи и уставился на меня.

В следующий момент мимо просвистел велосипедист, так близко, что чуть не въехал в нас. Он бы и въехал, если бы мы в этот миг не остановились. Себастьяно крикнул вдогонку этому типу итальянское ругательство, потом настойчиво посмотрел мне в глаза.

– Из-за этого и чесалось? – напряжённо спросил он. – А теперь прошло?

Я опустила руку и молча кивнула. Зуд и в самом деле снова прекратился.

Тем не менее оставалась какая-то подавленность. Что-то вроде слабой догадки, что зуд предупреждал меня о чём-то большем, чем несущийся напролом велосипедист. Мне потребовалось некоторое время, пока я смогла точнее настроиться на этот скрытый дискомфорт.

Это было чувство, что за мной наблюдают.

* * *

Я не говорила об этом с Себастьяно, потому что в ходе оставшегося дня это чувство постепенно исчезало, пока я не решила, что это всего лишь воздействие стресса последней ночи. Мы обошли пешком ещё несколько туристических аттракционов поблизости – Вестминстерское аббатство, Даунинг-Стрит, номер 10, конную гвардию и Трафальгарскую площадь. Площадь я уже знала, потому что здесь находился – прямо рядом с колонной Нельсона – большой портал для путешествия во времени, через который мы несколько дней назад попали в 1813 год, чтобы спасти мистера Тёрнера и его картины. Правда, в том времени этой победной колонны ещё не было, хотя адмирал Нельсон за несколько лет до этого уже выиграл знаменитый морской бой против французов.

Мы купили себе мороженое, сели на бортик фонтана и некоторое время смотрели на пёструю толчею на площади. Какой-то отчаянный тип в клетчатых «бермудах» взобрался на одного из огромных бронзовых львов у подножия памятника и позировал там своей подружке, которая щёлкала его во всевозможных перспективах. На заднем плане при этом проезжал двухэтажный красный автобус, лондонский символ, такая же неотъемлемая часть облика города, как бесконечный, никогда не прерывающийся поток туристов. Фонтан был окружён людьми, как и спектакль, который чуть поодаль разыгрывали уличные актёры на гигантских одноколёсных велосипедах. Народу собралось очень много, как бывает в солнечный день на площади Сан-Марко в Венеции.

Лишь в нескольких шагах от нас находился портал. Мне почудилось, что при виде этого места у меня пробежали мурашки по коже. Но пока никто из Старейшин его не открыл, его как бы и не существовало. Несмотря на это, никто из окружающих даже не заметил бы, если бы ворота были приведены в действие. В этом заключалась особенность таких порталов. Можно было пройти через них средь бела дня у всех на глазах – при условии, что с тобой при этом находился Старейшина. Люди вокруг хотя и могли видеть, как кто-то скрылся из глаз или снова появился, но это никому не казалось чем-то необычным – они тут же просто забывали про это.

Как раз на том самом месте, где находились ворота, стоял какой-то заспанный тип с растафарскими дредами и праздно листал путеводитель, напоминая мне о том, что нам с Себастьяно ещё предстояла обширная программа осмотра достопримечательностей.

Но раз уж мы очутились здесь, я предложила бы ему посещение Национальной галереи, которая находилась поблизости, поскольку там среди прочего можно было бы полюбоваться и полотнами мистера Тёрнера. Но для марша по обширному музею я была всё-таки слишком разбитой, поэтому я сразу согласилась, когда Себастьяно предложил вернуться в отель. В конце концов, у нас ещё завтра был целый день.

Вечером мы ели в индийском ресторане лучшее куриное карри всех времён, а выпить после этого отправились в один паб на берегу Темзы. Мы сидели за столиком у окна, пили бочковой «гиннес» и разговаривали. При этом я думала, как же это странно – мы знали друг друга уже почти четыре года, и мне иногда казалось, что нам достаточно посмотреть друг на друга, чтобы понять, о чём думает другой. И тем не менее мы никогда не могли наговориться. Точно так же мы могли сидеть вместе, не произнося ни слова минутами – и молчание нам не мешало. Мы просто чувствовали себя в своей тарелке. Доверительно и спокойно.

Правда, в этот вечер нам больше хотелось говорить. Например, о Ванессе, которая со школьной скамьи была моей лучшей подругой. Мы с ней родились с разницей в два дня и в остальном тоже имели много общего – например, у обеих не было способностей к математике, из-за этого мы вместе остались однажды на второй год. К сожалению, виделись мы теперь не так часто: я жила в Венеции, а Ванесса после школы никуда не уехала из нашего родного Франкфурта. Она изучала там юриспруденцию и была смертельно несчастлива с тех пор, как познакомилась в университете с одним типом по имени Мануэль.

В пабе был бесплатный вай-фай, и с того момента, как мы вошли сюда, Ванесса успела написать мне не меньше десяти раз, выгрузив на меня все накопившееся недовольство своими отношениями.