Придон - Юрий Никитин

– Значит, – сказал он со вздохом, – войны неминовать?

– Да, – ответил Вяземайт трезвым до жутиголосом. – Да. Я просто не вижу другого выхода. На этом – Артания.Откажись мы от постоянного натиска на соседей, что, надо отдать им должное,неплохо перемалывают наши войска, мы рухнули бы сами…

– Ого!

– Да, Аснерд. Артанами быть перестали бы, а куявами, кпримеру, стать не можем. Да и не хотим, у нас этот подлый народ презирают всеот мала до велика. Разве не так?

Они все дальше отходили от стана, Аснерд насторожился, отАрсы в их сторону быстро приближалось пыльное облачко. Вяземайт еще не видел,он в воде видит лучше рыбы, а ему видно не только облачко, но и поблескивающиев нем искры, отблески солнца на металле. Кто-то мчится в их сторону, мчитсяочень быстро, а владельцев таких быстрых коней можно пересчитать по пальцам.

Всадник несется, похоже, легкий, как птица, Аснерд убралладонь с рукояти боевого топора. И хотя их стоянка всего в одном конномпереходе от Арсы, но слишком долго пробыл на всяких кордонах, в каждом скачущемнавстречу всаднике прежде всего зришь противника.

Вяземайт уловил настороженность старого воеводы, сам началвсматриваться, металлический обруч на голове, что вроде бы только прижимаетволосы, неуловимо изменил цвет.

Конь незнакомца мчался почти неслышно, Аснерд не уловилстука копыт, пока конь не приблизился, красивый и очень дорогой, благородныхкровей, быстрый и выносливый. Из пыльного облачка вынырнуло бледное личико,раньше всегда веселое и смеющееся, но последние полгода почти такое же измученное,как и у Придона.

Аснерд раскинул руки, Блестка соскользнула в его объятия, онпоцеловал ее в макушку, да и то пришлось нагибаться, спросил сурово:

– Ты чего исхудала так? Совсем червяк, а не женщина!Зачем?.. Ох, Блестка, Блестка…

Она с большой неохотой высвободилась из его рук, такихбольших, уютных и надежных, вскинула голову. Ее большие прекрасные глаза сразуначали наполняться слезами.

– Здравствуйте, дядя Аснерд! Здравствуйте, Вяземайт!..Как он?

Аснерд сказал натужно бодрым голосом:

– Пошел на поправку!

– Ох, неправда…

– Правда, – заверил Аснерд громко. – В самомделе, Блестка! Вот посмотри на волхва… Вяземайт, кивни! Видишь, кивнул. Мы тутдолго его трясли и раскачивали, у него чуть ухи не оторвались, тормошилипо-всякому, все думали, как бы… Правда, Блестка!

Она сказала с печалью:

– Пойду к нему…

Аснерд придержал ее в кольце рук.

– Блестка, надо ли? Он же всякий раз, чтобы не видетьтвоих слез, снимается с места. Здесь только неделю…

Она покачала головой, слезы переполнили плотины нижних век,побежали по щекам, чистые, крупные, прозрачные.

– Значит, все так же?

– Да лучше, лучше, – сказал Аснерд сдосадой. – В самом деле! Но пока такой же бледный червяк, как и ты.Исхудал, как… не знаю кто. Ладно, иди. Увидишь.

Она понеслась, легкая, как облачко, к далекому шатру, Аснерди Вяземайт проводили ее взглядами. Вяземайт проронил невесело:

– Сам страдает понятно за что? Но зачем мучитьсяблизким?

Аснерд кивнул.

– А еще Ютлан… Что-то пропадать начал невесть где.Через год-другой посвящение в воины, готовиться бы, а его не застать. Даже вАрсе… А то, возможно, и в Артании!

Вяземайт смолчал, но в глазах промелькнуло нечто, от чего покаменной спине Аснерда пробежали мурашки.

Во все стороны помчались вестники, созывая на пир. Аснердвелел сообщить, что Придон, великий герой, начинает поправляться от жестокихран. Придон морщился, перехватил озабоченный взгляд старого воеводы, тот всееще смотрит как на смертельно больного, а на пир собирает как будто для того,чтобы успеть…

Уже на следующий день начали прибывать знатные герои, иместные воины. Придон с удивлением увидел и старых военачальников, с которымине знался, не общался, тем более – не был в дружбе.

Вяземайт объяснил, что прибыли и незнакомые, потому чтосидеть за одним столом с Придоном – честь для любого. Дома будутрассказывать домашним, женам и дочерям, что видели того самого, о ком по всейАртании грезят молодые девушки, плачут в подушки и завидуют куявской принцессе.Вообще о безумии среднего сына Осеннего Ветра идут слухи один другого причудливее,один другого печальнее.

Последним примчался Скилл, за ним неслась сотня героевохраны. У Придона сердце слегка взыграло, ибо даже присутствие старшего братанаполняет силой, от него веет уверенностью, готовностью сокрушить все преградыи, конечно же, защитить младших братьев и единственную сестренку.

Скилл вырвался вперед, могучий белый жеребец на скакукрасиво встряхивал гривой, любовался собой, сверкал огненными глазами, дажеподпрыгивал от избытка силы и бодрости, а остановившись, поднялся на дыбы ипостучал по воздуху передними копытами, хвастаясь широкой грудью, подтянутымживотом и мускулистыми задними ногами.

Скилл соскочил. Небрежно забросил повод на седло, бросиввластно: «Стоять!», – и конь замер, а Скилл обнял брата, широкие твердыеладони, привыкшие к рукояти боевого топора, плечи сжали бережно, опасаясьповредить.

Глаза с любовью и нежностью смотрели в измученное лицо. Вовзгляде Скилла Придон прочел глубокое сочувствие и понимание.

– Держись, Придон…

Придон кивнул, отвел глаза. Что может сказать брат, если некакую-нибудь глупость вроде: забудь, она же куявка… Сам в священном безумиилюбви не мог разделить ложе ни с одной из женщин, пока снова не встретил ту,свою единственную. Замужнюю… нет, уже вдову. К тому же куявку.

Аснерд прогудел довольным медвежьим басом:

– Столы накрыты!.. У нас здесь нет дворцов, но есть лина свете свод лучше, чем расшитое звездами небо? Есть ли стены шире, чемвиднокрай?

Однако Придон видел, он окинул стоянку не только придирчивымвзглядом, но и горделивым. Хоть и не Арса, но его и Вяземайта стараниями уже непростое кочевье: всех сумели разместить за настоящими столами на широких лавкахс деревянными спинками. А на столах посуда не из глины, а медная, бронзовая,даже серебряная. Кубки и чаши подали золотые, а чары так и вовсе с мелкимисамоцветами по краю.

Молодые воины, которым пока рано сидеть за столами рядом сименитыми героями, очень быстро, как будто в походе, развернули телеги, всередине каждого боевого квадрата повесили большие котлы на треножниках.Запылали костры, в котлах знаменитый походный кулеш, на камнях и железныхлистах мясо, рядом пекли хлебные лепешки. Поодаль от шатра Придона зацвелишатры гостей: у кого из простого полотна, у кого из цветного шелка, всеукрашены родовыми знаками, у входа щиты, даже по ним легко узнать, что этотшатер принадлежит прославленному Вологу, что водил малый отряд на Вантит, авернулся с добычей, какой не брало и большое войско; в этом шатре неустранимыйПлеск, он в горе и ярости, видя раненого брата, бросился на целую сотню славови заставил их отступить, а брата вынес на плечах; рядом шатры Белозерца иЩецина, неразлучных военачальников, когда они вместе, то их не опрокинуть иогромному войску; за ними шатры Волика, Ральсвика, Меклена – прославленныхгероев, что могут водить и малые отряды, и большие войска, сражаться пешими иконными, на суше и на моде, знают много военных хитростей, умелые и опытныевоеначальники, что все еще первыми вступают в бой, последними из него выходят.