На что способна умница - Салли Николс

Миссис О’Фаррелл, хозяйка дома, живущая внизу, называла суфражисток «позорищем» — сидели бы лучше дома да заботились о своих мужьях. Но отцу Нелл они нравились.

— Приятно видеть, как леди умеет за себя постоять, — говаривал он. И продолжал: — Все верно, дело они говорят. Знают, что почем.

— А ты хотела бы стать суфражисткой, мама? — спросила Нелл, но та лишь вздохнула:

— С шестью-то детьми и хозяйством? Некогда мне прохлаждаться на маршах к парламенту. Нет, от права голоса я бы не отказалась. Но кому есть дело до того, чего хотят женщины?

Миссис Суонкотт работала сдельно. Почти все детство Нелл она шила рубашки для фабрики в Попларе, платили ей по четыре пенса за каждую. На одну рубашку уходил весь день. Работа была изнурительная и кропотливая, но миссис Суонкотт бралась за нее, потому что могла сидеть при этом дома, нянчить малыша и приглядывать за трехлетним Джонни. Мистер Суонкотт трудился грузчиком в доках.

Сколько Нелл помнила себя, ее всегда считали сорванцом. Ее бесило строгое разделение по половому признаку, бытующее на Кони-лейн, где девчонки сидели на крылечках и нянчили своих «младшеньких», а мальчишки играли в крикет, солдатики и другие шумные, захватывающие игры.

«За малым гляди!» — этот приказ она слышала с раннего детства. И никому из матерей с Кони-лейн в голову не приходило крикнуть такое сыновьям: присматривать за малышами — женское дело, как и помогать с нескончаемой стиркой и починкой одежды, чисткой обуви и выпечкой хлеба. И Нелл, и ее сестру Дот каждый понедельник оставляли дома, чтобы они помогли с еженедельной стиркой белья, и по той же причине отсутствовало на уроках большинство других девочек в их школе.

Жаловаться на несправедливость Нелл начала с малолетства.

— Почему это вечно должна делать я? Что, мальчишки не могут помочь?

На это у ее матери всегда находился один ответ:

— Потому что когда-нибудь тебе тоже придется хозяйничать в доме, а учиться этому никогда не рано.

Нелл только фыркала.

— Еще чего! — стала заявлять она в возрасте Дот. — Не пойду я замуж, и без детей обойдусь. Буду жить совсем одна — во всем доме только я — и есть один только хлеб с жиром и пироги со свининой.

Над ней лишь посмеивались.

Нелл всегда была неугомонной. Ребенком она вместе с братом Биллом прибегала к мальчишкам на игру в крикет и настаивала на своем праве «тоже играть». В крикет Нелл играла хорошо, лучше Билли, так что против ее участия никто не возражал.

И одеваться как мальчишка она начала с давних пор. В юбках и передниках не побегаешь, не полазаешь и не подерешься толком, и Нелл не выносила себя в таком виде. Со своим квадратным лицом и резко очерченным подбородком она чувствовала себя оловянным солдатиком в наряде куклы-балерины. (Ни у кого из детей в семье Суонкотт не было ни солдатиков, ни кукол, но Нелл видела их в витринах магазинов на шикарных улицах, и они ее заворожили.)

Как только у других девчонок выходит втискиваться в юбки, передники, лифчики, корсеты, чулки с подвязками, короткие жакетики и не раз, не два, а постоянно, изо дня в день? Ведь это ужас что такое. Летом в такой одежде слишком жарко, и ты постоянно как в тисках, и даже карманов у тебя нет — как девчонки обходятся без карманов? По воскресеньям, когда отчаянно протестующую Нелл все же заставляли наряжаться в воскресное платье, ей казалось, будто она поджаривается на медленном огне.

— Я же все равно на мальчишку больше похожа, — возражала она. — Так почему мне нельзя одеваться как мальчишки?

Мать не возражала. После возвращения мистера Суонкотта из армии, когда он безуспешно искал работу, несколько лет выдались особенно суровыми, и у миссис Суонкотт не было ни денег, ни сил, чтобы сетовать или отговаривать дочь, решившую донашивать одежду, из которой вырос ее старший брат. Другие дети привыкли считать, что она среди них «заместо мальчишки», а если кому-то в голову приходило насмехаться, от таких замашек Нелл быстро отучала виновника крепкими кулаками.

Когда в четырнадцать лет она бросила школу, ей пришлось нелегко. Нелл хотела устроиться на работу посыльной, по примеру Билла. (Ее тетушка Бетти вышла за бакалейщика, на которого Билл и работал весь предыдущий год, и дети семьи Суонкотт научились ездить на его велосипеде.) Но, когда Нелл обошла одну за другой все лавки в Попларе и выяснила, что никто не желает нанимать на работу девчонку, пусть даже на ней брюки, она довольствовалась местом на заводе, где делали джем.

Работа упаковщицы была несложной, но нудной: требовалось заполнять пустые ящики банками с джемом. Вот и все. Один ящик готов — идешь за следующим. Другие упаковщицы — тоже девчонки, ровесницы Нелл или постарше — очень переменились после школы. Внезапно заинтересовывались нарядами, прическами и мальчишками, до которых Нелл вообще не было дела. А мальчишки вдруг начинали курить, помадить волосы и дурачиться, выставляя себя на посмешище, лишь бы привлечь внимание девчонок. Нелл, которую не принимали в свой круг ни те ни другие, страдала от одиночества, злилась и переполнялась недоуменной, унизительной яростью, которую ее мать приписывала «взрослению». Этот странный, одинокий и несчастный период продолжался до того дня, когда она увидела объявление в газете.

Из этого старого номера «Суфражистки» свернули кулек для жареной картошки, купленной одной из упаковщиц джема. Рекламное объявление гласило:

«Работаешь на „потогонке“[5]?

Мы можем помочь!

Честная плата за честный труд».

Ниже был помещен адрес организации, ведущей борьбу за избирательное право для женщин в Ист-Энде.

Нелл оторвала объявление и унесла его домой.

Как раз тогда семья переживала очередные трудные времена. Младший брат Нелл, Берни, заболел дифтерией, и, поскольку денег на его лечение в больнице не было, его пришлось выхаживать дома. А это значило, что работать мать могла лишь урывками, постоянно отвлекаясь на больного, вдобавок расходы на врача истощили, как обычно, семейный бюджет. То есть теперь на всех приходилось меньше еды. К тому же они задолжали за жилье, и, поскольку миссис О’Фаррелл, их хозяйка, жила прямо под ними, стало совсем худо. Миссис О’Фаррелл сама снимала дом у другого владельца, побогаче, и две верхние комнаты сдавала Суонкоттам; если они не платили ей, то и она не могла расплатиться с хозяином. Миссис Суонкотт брала деньги взаймы и у дяди Джека, и у соседей, но лечение обходилось недешево, а Берни не выказывал никаких признаков, что идет на поправку.

Нелл ненавидела мамину работу, ненавидела, что она вынуждена подолгу горбатиться над каждой рубашкой, получая за это жалкие гроши. На фабрике, где делали джем, женщинам платили меньше, чем мужчинам, — не важно, сколько часов они работали или сколько ящиков успевали упаковать. То же самое происходило повсюду. Учительницам платили меньше, чем учителям. Как и женщинам на фабриках, на заводах, в загородных домах, магазинах, чайных и дворцах: Нелл не знала в точности, как устроена монархия, но не сомневалась, что королю Георгу платят больше, чем королеве Виктории. Объясняли это тем, что мужчина должен зарабатывать достаточно, чтобы обеспечивать семью. О том, что же тогда делать вдовам, не упоминалось никогда.