На что способна умница - Салли Николс

— Разве это возможно — присматривать за детьми и работать одновременно? — спросила миссис Торнтон у одной из женщин с младенцем и малолетним сыном.

— Ну, вообще-то нельзя, мэм, — ответила женщина. — Мой того и гляди где-нибудь набедокурит. Вот я и привязываю его к высокому стульчику, и тогда с ним никаких хлопот.

Миссис Торнтон ужаснулась:

— То есть он сидит на этом стуле целый день?

Пока мама вела разговор, Мэй решила осмотреться. Участь работниц, занятых каторжным трудом, ее не занимала.

Она искала Нелл.

Зал был огромный, с высоким стеклянным потолком, стендами и людьми повсюду. Но Мэй искала не посетительницу: если Нелл и здесь, то по долгу службы, значит, найти ее будет проще. И все-таки стендов было много, как и суфражисток, раздающих листовки, так что разобраться, кто где, оказалось нелегкой задачей.

Мэй пришлось обойти почти весь выставочный зал, прежде чем она нашла Нелл — с пачкой листовок об избирательном праве для женщин, которые ей следовало раздавать, но как раз в тот момент она решила сделать передышку. Прислонившись к одной из колонн у входа, она курила трубку и поглядывала в сторону двери.

Мэй наблюдала за ней, оставаясь под прикрытием стенда, посвященного женскому кооперативу в Бау, и думала, что в жизни не видела более привлекательной девушки. Свою кепку Нелл надвинула низко, на самые брови. Медленно и чувственно она затягивалась дымом из трубки и выпускала его. Ее мужская рубашка была заправлена в брюки, короткие темные волосы завитками лежали на воротнике. После первого момента неопределенности становилось ясно, что в облике Нелл, кроме одежды, нет ничего мужского. И это особенно волновало. Мальчишка, который выглядел как мальчишка, ничего не значил для Мэй. Но девчонка, похожая на мальчишку…

Любая другая постеснялась бы, а Мэй просто подошла к Нелл и поздоровалась.

Нелл вздрогнула, на ее лице промелькнул почти панический испуг. Наконец она произнесла в явном замешательстве:

— А, ты та самая.

— Да, — кивнула Мэй. — Хочешь, чтобы я ушла? Если хочешь, я пойду.

Нелл вытаращила глаза, поперхнулась дымом и закашлялась. Пока она откашливалась, согнувшись, Мэй ждала. Наконец Нелл сипло произнесла:

— Да ладно уж. Оставайся.

— Ура! — просияла Мэй. — Знаешь, извини меня за тот раз. Я не хотела напугать тебя. Не беспокойся, больше я не стану лезть с поцелуями, если ты не захочешь.

Нелл вздрогнула и в тревоге огляделась по сторонам, позабавив этим Мэй.

— Да не бойся ты, — добавила Мэй. — Никто нас не слышит.

Нелл схватила ее за руку, потащила мимо клерков за столами к выходу из зала на улицу.

— Ты кто такая? — спросила она.

— Я же тебе говорила — меня зовут Мэй. Мы с мамой пришли послушать выступление мисс Панкхёрст, думали, что будет интересно. А сегодня я здесь потому, что хотела увидеть тебя. Мне кажется, ты интересная. Ты ведь тоже хотела снова увидеться со мной, верно? Но если нет, я могу уйти.

Она ждала, и наконец почти нехотя Нелл отозвалась:

— Нет, не уходи, не надо.

— Так я и думала, что ты меня не прогонишь, — обрадовалась Мэй.

Она села на скамейку, и Нелл, чуть помедлив, уселась рядом. На Мэй она поглядывала довольно хмуро, теребя выбившуюся нитку на манжете. Мэй, которую мало что могло обескуражить, спросила:

— Так ты лесбиянка, да? Как я?

— Кто?

— Лесбиянка. Как Сапфо с Лесбоса. Она была поэтессой. А лесбиянкой называют женщину, которой нравятся другие женщины. Как мне.

Недоумение исчезло со смуглого лица Нелл, теперь на нем читался явный интерес.

— Хочешь сказать, есть и другие?

— Конечно, есть! — Мэй порывисто подалась вперед. — Множество суфражисток влюблены друг в друга.

— Не может быть!

— Еще как может. Мисс Пейн и мисс Джонс снимают вместе квартиру. Вот что имеют в виду газеты, когда пишут о «мужеподобных» женщинах, только не говорят напрямую, потому что это неприлично. А были еще такие «дамы из Лланголлена» — не суфражистки, но жили вместе, дружили с Шелли, с герцогом Веллингтоном и… да с кем только не дружили! Мне мама про них рассказывала.

Нелл по-прежнему выглядела ошарашенной.

— У тебя не все дома? — спросила она.

— По-моему, нет, — ответила Мэй. — Хотя как знать? Даже если да? Ты когда-нибудь задумывалась об этом? Я — да. Моя одноклассница как-то рассказала про призраков. Призраки — это люди, которые знать не знают, что умерли. После этого я несколько лет боялась, что я тоже призрак и понятия об этом не имею. Но…

— Стой! — взмолилась Нелл. — Прошу тебя! У меня от тебя голова идет кругом. Я должна была раздавать листовки, а не слушать, как ты несешь чушь.

Мэй спохватилась.

— Извини, — сказала она, разглядывая Нелл. Склоненная голова. Мужская кепка. Пальцы по-прежнему теребят нитки на рукаве куртки. Желание поцеловать ее стало почти нестерпимым. Мэй чувствовала, как от возбуждения по рукам бегут мурашки.

Нелл подняла голову и заметила ее жадный взгляд.

— Ну хватит, — решила она. — Не здесь.

— Ладно, — согласилась Мэй и улыбнулась. — Не волнуйся, — добавила она. — Я найду место.

В мае Хетти исполнялось одиннадцать лет. По такому случаю Тедди повел ее и сестер в кафе-мороженое на одной из оживленных улиц лакомиться «Никербокер глори».

— Почему тебя до сих пор не арестовали? — спросила Кезия у Ивлин. С точки зрения Кезии, только ради этого и стоило становиться суфражисткой. Разве есть способ сильнее позлить маму с папой, чем угодить за решетку? В идеале с крысами, соломой и кандалами. Представления Кезии о системе правосудия были довольно средневековыми.

— Суфражистки в Хампстеде не из тех, кто часто попадает под арест, — объяснила Ивлин. Она зачерпнула мороженого с самого дна своего стакана и нахмурилась, разглядывая его. Со своим отношением к арестам она до сих пор не определилась окончательно. Суфражистки придерживались политики тюремных голодовок и возмущались тем, что правительство не воспринимает их как политических заключенных. И вдобавок считает своим долгом заставлять их принимать пищу. Ивлин читала в «Голосах женщинам» статью о голодовке и принудительном кормлении, и это было на редкость неприятно. Отбивающуюся женщину привязывали к стулу и заталкивали ей в горло трубку. Но позднее, оставшись одна в камере, она вызывала у себя рвоту. При этом глаза у нее наливались кровью — удивительно тревожная подробность. Принудительные кормления якобы больше не практиковались, но Ивлин знала, что их все равно иногда применяют. Так или иначе, ей казалось, что арест — это чересчур.