Нежный убийца - Марина Серова

Да уж… Это тебе, Таня, не твои «клиенты» — мелкое жулье. Другой масштаб! Переплюнет, ох, переплюнет племянничек тетку… Ну да я не в обиде.

— Ладно, борец с синдикатами, давай-ка укладываться: времени — почти одиннадцать. Завтра выедем пораньше. Постелю тебе здесь, на диване.

…Не однажды за этот вечер я порывалась перевести беседу с мировых проблем на житье-бытье Гошкиной «малой родины». Чем черт не шутит: а вдруг он знает Ветровых, городок-то небольшой, все на виду… Но на прямой вопрос почему-то не решилась. У Гошки была такая счастливая, я бы даже сказала — одухотворенная физиономия, когда он рассказывал о своей работе, что я не рискнула портить ему настроение.

* * *

Субботним утром мы выехали, как и планировали, пораньше. Однако мне быстро пришлось расстаться с надеждой добраться до Сольска по холодку. Если, конечно, «холодком» можно назвать двадцать пять градусов в тени в шесть утра! Не одна я оказалась такой умной! Пристроившись в хвост побитому «жигуленку», я стала терпеливо ждать, когда наконец кончатся дачные поселки и поток разнокалиберных транспортных средств на дороге станет пореже. Уф, а еще жалуются, что мы плохо живем…

Слава богу, чем дальше мы удалялись от города, тем меньше становилось помех. Вскоре я уже смогла гнать не меньше восьмидесяти в час. Почувствовала себя в своей стихии и успокоилась. Гошка посапывал у меня за спиной, закинув ноги на заднюю панель. Так что никто не мешал мне сосредоточиться на главной цели поездки. Как разыскать Ветровых — разберусь на месте, не проблема. Там же и решу, посвящать в это дело Гошу или нет. Пусть парень пока отдохнет, пообщается с родителями и друзьями детства. Мне же не терпелось увидеть Марину, познакомиться с ее дочерью. Виновна Ангелина или нет, но ведь она была единственной из родственников, кто виделся с Сашей непосредственно перед его гибелью!

Уже остался позади славный лиственный лесок, пошли поля — значит, скоро покажутся окраинные домишки старого доброго Сольска. Перед самым городом дорога резко берет вправо, и вдруг вы оказываетесь словно посередине большой поляны цветов! Так замечательно сольчане обустроили въезд в свой город, разбив по обе стороны дороги клумбы. Вон и пост ГАИ, которому, думается, не в последнюю очередь цветочки обязаны своей сохранностью. А метрах в пятидесяти за ним, влево уходит едва заметный проселок, по которому местные жители провожают в последний путь своих близких: он ведет к городскому кладбищу.

Что за черт? Гаишник жезлом показал на обочину, где уже загорали несколько машин. Я съехала, ожидая, когда он подойдет, но он продолжал останавливать другие автомобили, следующие в город, и не вдавался в объяснения.

Я вышла из машины, собираясь устроить маленький скандальчик, но тут сама увидела причину: дорога впереди была занята какой-то многолюдной процессией. Что это еще за демонстрация? О боже…

«Дежа вю» — где я все это видела?.. Ну конечно, в своем мимолетном сне в лавандовой ванне! Поле цветов — и лицо Марины… Несомненно, это ее лицо. Такое же огромное, как во сне, но гораздо красивее, потому что сейчас на нем не было печати страданий, ее губы не молили о помощи. Сейчас это лицо было просто добрым и счастливым.

— Марина Алексеевна! — услышала я сдавленный возглас племянника.

Бледный, Гоша стоял за моей спиной и широко раскрытыми глазами смотрел на огромный портрет в траурной рамке. За портретом скользил обитый красным грузовик с гробом, утопающим в цветах и венках…

Ну вот и встретились, Марина.

Жара не отпускала меня и в Сольске. На небе как будто собирался дождь, но тучи прошли стороной. Опять нестерпимо сияет солнце, и только легкий ветерок пытается убедить меня, что не так уж все плохо.

На самом деле — все плохо! Хуже некуда… Я лежу под тентом на пляже, почти у самой воды, и пытаюсь привести в порядок свои одолеваемые хандрой мысли.

Итак, Марина умерла, а Гоша все-таки попал на похороны своей учительницы. Причем самым нелепым образом. Я вспомнила сцену у поста ГАИ, и меня передернуло. Бедный Гошка! Наверное, мы с ним выглядели бы полными идиотами, если б не Люся. Она быстро отделилась от скорбной процессии и подбежала к нам. Без лишних слов потянула с собой сына, а мне сунула ключи от дома, велев дожидаться их там.

Но у меня сейчас не было никакого желания сидеть одной. Еще, чего доброго, разревусь как последняя дура… Бросив машину во дворе, я поплелась к Волге — поближе к народу. Кроме того, у воды всегда лучше думается. Только вот мысли у меня были сейчас такие, что думать и вовсе не хотелось. Как теперь объяснить Гошке, что, зная о смерти его учительницы, я целый день болтала с ним о ерунде, разрабатывала план совместного отдыха и так далее?! Отдохнули, ничего не скажешь…

Взглянув на часы, я только-только успела подумать, что похороны, должно быть, уже закончились, как у моих ног легла длинная тень.

— Привет.

Начало неплохое: значит, не считает меня врагом народа.

— Привет. Все… закончилось? — я не сразу нашла подходящее слово.

Вместо ответа Гоша молча шлепнулся прямо на песок, стал черпать его пригоршнями и рассеивать по ветру, нисколько не заботясь о том, что может попасть кому-нибудь в глаза. Я решительно поймала его руку с очередной порцией песка и заглянула в лицо.

— Расскажи.

— Что рассказывать? Похоронили…

Когда он выдавил наконец из себя это слово, в горле у него что-то булькнуло, он закашлялся, пытаясь проглотить подступивший ком, но ничего из этого не выходило…

— Гошка! Гошка…

Я встала на колени, прижала его голову к груди. Широкие плечи беззвучно сотрясались.

— Ну-ну, поплачь! Это твоя первая большая потеря. Ты не готов еще, но пройдет время, и…

— Перестань ты… К этому нельзя привыкнуть! — Он пытался высвободиться.

— Ошибаешься. — Я продолжала удерживать его одной рукой, а другой гладила по голове, как маленького ребенка. — Ошибаешься! Конечно, привыкнуть нельзя, да и не нужно. Но готовым быть — надо. Такова жизнь… Вчера ты был ребенком, сегодня — стал взрослым… Вчера все близкие и любимые были для тебя бессмертны. Теперь ты знаешь, что это не так. А если знаешь, то будешь готов к тому, что в любое время смерть может разлучить вас…

Черт, как же трудно оказалось мне найти в своем заматерелом лексиконе слова добра и мудрости! Но я чувствовала, как это ему сейчас необходимо. И говорила долго, сама себе удивляясь. Постепенно Гоша затих, затем осторожно высвободился из моих объятий. Молча разделся и бросился в воду.

Он плыл долго, не останавливаясь. Уже остались позади буйки, а он все мерил Волгу размашистыми саженями… Я стояла на цыпочках, держа руку над козырьком, — старалась не выпускать из поля зрения его вихрастую голову. Как будто, случись что, — мой взгляд мог ему чем-то помочь! Плыл Гоша ровно, красиво — настоящий волгарь. Наконец остановился и перевернулся на спину. Отдыхает — поняла я. И лишь когда племянник так же уверенно тронулся в обратный путь — я вздохнула с облегчением…