Акционерное общество женщин - Елена Котова

– Когда?

– Избранные мужчины, которым дано ощутить отсутствие гармонии двух классов, что делает равно несчастными и женщин, и мужчин, говорили вам об этом не раз. В середине пути Олег Мурлов, например. А в начале – мужчина великой отваги мысли и страсти, хоть внешне и бесстрастный, к которому Катенька при организации компании бросилась. Тот сразу узрел, что ваше дело разовьется в дьявольское попрание основ и мужчины захотят наказать и вас, и ваших пособников. Поэтому он не поддержал Катю. Ведь не денег же ему было жалко, не смешите меня. Так вот, о второй теореме Гёделя… Пока система не всеохватывающая, она неполна и уязвима. Конечно, полнота всякой системы относительна, если система не мертвая. Но это уже материя совсем высокого порядка, и мы можем пока ее не затрагивать. Тут правящий класс мужчин содрогнулся и узрел прямую, реальную и конкретную угрозу власти собственной. Ваши же лидеры после семнадцатого половину нации уничтожили, а из остальных сделали идиотов. А Гитлер? Сегодняшние покемоны, конечно, поосторожнее, но это не от разума, а от нищеты духа. Так что вам решать, Полина Альфовна, устанавливать ли вам свою власть в обществе или позволить чужой власти вас уничтожить. Опанас мудр. Он сначала уничтожить решил, как было велено, а потом, когда страсти улеглись, решил подождать. Понимает, что при вашей власти ему лучше будет. Вы, как никакие другие правители, оцените истинный талант и дадите ему простор. Вы же таких неординарных, талантливых мужчин, почти гениев, как вы выражались, к своему делу приставили и дали им возможность творчества, хоть Мэтью возьмите, хоть Влада. С легкостью создали из них творцов. Но вы-то, Полина Альфовна, вы же понимаете, кто правит бал! Вы его и правите, дорогая моя.

– Хотите сказать, что мы должны взять власть в свои руки? Я всегда говорила, что через просвещение мы к этому рано или поздно придем. Но не все еще осознали, что так должно быть, – пробормотала в сомнении Полина.

– Именно! Но сомнение, которое я слышу, не гоните от себя! Найдите в себе отвагу мысли и силу чувства увидеть тот путь, который вам эти сомнения откроют. Вспомните, что вы увидели и поняли там, в Бурятии? Что там миазмов, скверны почти нет. А почему? Потому что там матриархат и не кончался. Не дотянулись туда руки ваших губителей нации. Там женщины всем управляют.

– Согласна.

– Поэтому женщинам там не до миазмов. Не страдают они от оценок, не по праву поставленных им мужчинами, нет у них отчаяния от утраты своего естества при переходе за грань. Им не до глупостей, они – хоть и на уровне коллективного бессознательного – ответственность за общество осознают, за достаток в семье, за детей, за то, чтобы мужчины не пили и не крушили все вокруг себя.

– Герман Генрихович, но обществом же нельзя управлять на основе матриархата, как бурятские женщины. Хотя это было бы справедливо…

– Закон развития – это отрицание отрицания. Мужчины отвергли матриархат, и только сейчас сложились все предпосылки, чтобы снова вернуться к нему. Уже не на основе инстинктов, а на основе чувств и разума, осознающего, что есть истинная власть. Das ist die Gretchen Frage. Гретхен спросила, что есть религия, а вы спросите себя, что есть общество и власть. Найдите те смыслы этих понятий, которые трудно облечь в привычные слова, но которые позволят вам установить общественную гармонию.

– Да уж, Герман Генрихович, скажу я вам… Посеяли вы во мне сомнения… Но мы не будем торопиться, правда? Я все обдумаю, с девушками посоветуюсь. Нельзя в такое дело очертя голову бросаться.

– Конечно, нельзя, я вас и не подгоняю. Мы насчет денежек, презренного металла решили, и ладно. Вы обдумайте наш разговор, оцените свои силы и отвагу. Иных откровений поведать не могу. Думайте, Полина Альфовна, только не забывайте к сердцу своему прислушиваться. Не спешите, но и не медлите. Вам надо на опережение действовать. Ну, спасибо вам за чай, за угощение. Поеду я назад в город. Разрешите откланяться.

Вульф-Бобоевич встал и снова почтительно склонился к руке Полины. Полина тоже встала, поправила шаль на плечах, притронулась к волосам, пребывая все еще в смятении, и пошла проводить Вульфа. У дверей она остановилась, посмотрев ему в глаза, где метались, уже угасая, всполохи пламени, и зная, что сквозь эти всполохи и пронзительную черноту глаз не удастся ей никогда заглянуть в душу этому… Вульфу-Бобоевичу, одним словом.

Тот стоял и тоже смотрел Полине в глаза.

– Скажите, Герман Генрихович, а почему вы явились нам помочь? Почему вы нас избрали? Мы бы без вас погибли, а вы не только Катю спасли, но и всех нас.

– Полноте, Полина Альфовна. От смущения и смятения идут ваши слова. Признательность – чувство полезное, но бессодержательное. Почему, почему… «Всегда желавший зла, творивший лишь благое…» Да, каждому свое… Что ж мне, по-вашему, в Москве появляться только по пустякам, чтобы буйство в Торгсине учинять? Ну, честь имею кланяться.

* * *

После визита Вульфа-Бобоевича Полина долго бродила по даче в смятении. Немедленное прекращение преследования Катьки, завершение допэмисии – все срочно. Но не менее срочно, если верить Вульфу, – а как ему не верить? – решение, что делать дальше. И медлить нельзя, говорит. А с чем медлить-то? Как с чем?! Он же прямо сказал, что надо брать власть, да и она сама давно про матриархат… «Вот черт, что делать? О господи, при чем тут “черт”, да и “господи”? Дьявол их всех побери… Катька в ступоре, а Алена небось в объятиях Мэтью…»

Полина открывала холодильник и тут же с досадой закрывала его: зря, что ли, они на Байкале голодали. Зазвонил телефон.

– Полина, я сейчас к тебе приеду, – прорыдала Кыса в трубку. – Меня Костя побил.

– Что-о?

– Приеду – расскажу, это ужас какой-то… Можно приехать?

– Конечно, Кыскин, бедная моя, приезжай скорее Дичь какая-то, Костя побил. Может, Кыса спятила или выпила лишку?

Полина уже не могла удержаться от того, чтобы не залезть в холодильник. Что бы такое съесть, чтобы похудеть… Когда нервничаешь, почему-то на овощи и фрукты смотреть невозможно. Сейчас бы булку или пряник. Но Стеша уже вняла наказам не покупать «эту заразу».

Полина вытянула банку варенья из крыжовника, которое они с подругами варили в июле, и запустила ложку в полупрозрачную душистую массу.

Телефон зазвонил снова.

– Полин, ты дома? А Катька у тебя? Нет? А где она? Ладно, не важно. Мы с Мэтью сейчас к тебе приедем, можно?

– Конечно. Сейчас и Кыса подъедет. У нее, по-моему, с головой полный аллес капут. Сказала, что ее Костя побил. Хорошо, что вы с Мэтью едете, пусть будет трое нормальных.

– Кысу побил Костя? Ни фига себе! Насчет моей нормальности не обольщайся. Меня с работы выгнали… Я к Мэтью приехала, стала у него посуду бить. Нет, какие скоты, а?.. Он говорит, поедем лучше к Полине.

– Конечно, у меня посуды больше. Откроем психбольницу.

– А Катька где?

– Ну, раз психбольница, как же без нее. Пошла дозваниваться.