Собачья голова - Мортен Рамсланд

— Ну, хватит, продолжай. Если уж это обязательно должно быть сказано, то нечего тянуть из всех жилы. Давай, выкладывай все как было!

Придется рассказать все как было. Вдохновленный волшебным миром, который я открыл через дырку в стене, я в один прекрасный день признался рыжеволосой кузине, что она мне нравится. После обеда она работала в магазине дяди Гарри. В магазине никого не было, и поэтому никто не увидел, как она, наклонившись над прилавком — я было подумал, что она хочет что-то прошептать мне на ухо или что меня ждет мой первый поцелуй, — так долго смеялась над своим двоюродным братом, что в конце концов мне пришлось признать, что все это шутка: мне просто хотелось посмотреть, как она на это отреагирует.

Но Стинне права: я тяну из всех жилы, стараясь скрыть, что, к сожалению, добрался до той части истории, где утратил контроль над многочисленными магнитофонными записями. В качестве компенсации за отсутствующий лобковый волосяной покров и неудачи с противоположным полом я поддался соблазну, надеясь на легкий успех. Кое-какие пленки просочились наружу, были скопированы и распространены при помощи сложной сети услуг доброжелателей и врагов, и нежный голос моей сестры после наступления темноты зазвучал в комнатах множества мальчиков. Бьорн первым унес с собой во внутреннем кармане кассету, мне пришлось отдать ее, повинуясь растущему давлению со стороны Клуба Охотников.

Голос Джимми тоже был вполне узнаваем. Но он, похоже, гордился своей внезапно пришедшей к нему славой. Если кто-то сомневается, то он готов поклясться, что на пленке звучит именно его голос. Он тоже не рассказывал сестре, что звуковая дорожка с записью их ночных свиданий с быстротой молнии распространилась среди мальчишек нашего района. Нет, никто ничего не рассказывал сестре, я тоже молчал, и когда до меня дошло, каким силам я дал толчок, было уже слишком поздно. Пленки, которые я попытался вернуть назад, уже оказались в чьих-то чужих руках, а когда мне в конце концов удавалось вернуть оригинал, с него к этому времени уже было сделано множество копий.

На первых порах это повлияло лишь на мою нервную систему. Стинне по-прежнему могла заставить любого мальчишку замолчать, стоило ей просто поджать губы, но то, что было тайком записано, так же незаметно стало менять отношение к сестре.

— Почему мне нельзя, если другим можно?

— Перестань изображать из себя недотрогу.

— Ладно, я не буду полностью снимать с тебя брюки, хи-хи.

Постепенно менялся и тон разговоров, которые я записывал по ночам. Когда я впервые услышал разговор взрослых мальчишек района, с большим удовольствием называвших мою сестру «шлюхой» и «спермохранилищем», началась новая эпоха: эпоха холодного пота. Что же я наделал?

От пота у меня были мокрыми простыни, на одежде под мышками появились пятна, и в конце концов от меня стала исходить такая вонь, что сестра однажды подарила мне дезодорант, который я принял с широкой улыбкой предателя. Кроме этого, она дала мне некоторые практические рекомендации, например, посоветовала принимать почаще душ и каждый день менять футболку. В результате длительного воздействия холодного пота на мою кожу у меня появились прыщи, и тогда она принесла крем от прыщей и посоветовала не расковыривать их. То есть произошло то, на что я так долго надеялся, но мой запоздалый переходный возраст ни в коем случае не связывался с представлением о волшебной палочке, напротив, он больше всего напоминал о бубонной чуме, сопровождаемой угрызениями совести. Куда подевались мои гордые французские гены? У Стинне никогда не было ни одного прыща, но несмотря на это и несмотря на ее попытки делать хорошую мину при плохой игре, я заметил, что настроение у нее изменилось. Через дырку в стене я теперь видел, как она сидит на кровати, безучастно глядя прямо перед собой. Знала ли она, что о ней говорят? Понимала ли, что я натворил? Расстояние между нами увеличивалось, к тому же очень скоро она позволила Джимми полностью снять с нее брюки.

— Гони кассету, — сказал он на следующий день.

Это было по пути в школу, а когда я вернулся домой, то набил два полиэтиленовых пакета кассетами, сел на велосипед и поехал к болоту. Здесь я закопал их в кустарнике. Вернувшись домой, я заделал дырку в стене, забив туда старые газеты, поклялся, что никогда больше не буду смотреть в нее, и пошел к сестре, чтобы покаяться.

— Вали отсюда, — сказала она, — я делаю уроки.

Таким образом, она сама подарила мне возможность скрыть от нее предательство, но через несколько дней спрятанные пленки совершенно неожиданно вернулись — как гром среди ясного неба. Кто-то их откопал, Джимми каким-то образом удалось их заполучить, и теперь он разгуливал по улицам с огромной магнитолой, проигрывая записи всем желающим. Да, это оказалось правдой. Катаясь по району, я увидел толпу на Тунёвай перед домом дедушки и бабушки. В центре стоял Джимми со своей магнитолой. Сердце у меня бешено забилось, я нажал на педали и влетел прямо в толпу.

— Какого черта! — услышал я крик Джимми.

Открыв глаза, я сначала решил, что у меня все двоится: я разбил его магнитолу на две части, налетев на нее передним колесом, и Джимми весь побелел от ярости. Ему эту магнитолу подарил отец, кричал он, я должен буду возместить ему ущерб, я не в своем уме, и мгновение спустя он уже сидел у меня на груди, колотя меня кулаками.

— Помогите! — кричал я, пытаясь защититься от ударов. — Помогите!

Сидя в кресле-качалке в комнате тетушки, мама Ранди услышала мои крики, хотя на самом деле была глухой. Глядя в окно, она увидела драку, хотя и зрение почти потеряла, — и вот внезапно Ранди оказалась за спиной Джимми. Остальные уже увидели ее, но Джимми был совершенно ослеплен яростью и поэтому не заметил согбенную старуху, уголки рта которой тряслись так угрожающе, что были видны три зуба. Она несколько раз энергично взмахнула палкой, а потом ударила Джимми по уху. Он свалился на бок, перевернулся и завопил. Не удостоив его даже взглядом, Ранди начала лупить остальных мальчишек, пока они не исчезли вместе с двумя половинками магнитолы. После чего она опустилась на землю.

— Я слишком стара, чтобы подняться на ноги, — заявила она, и, когда Аскиль вскоре вернулся пьяным из «Корнера», ему пришлось помочь мне отнести ее в дом.

После этого случая мама Ранди начала опускаться на пол в самых разных местах: за занавеской в ванной комнате, в сарае. «Я слишком стара, чтобы возвращаться в Норвегию», — сказала она несколько лет назад. Теперь задача подняться на ноги казалась ей непосильной, и бабушке пришлось несколько сократить свои визиты в подвал с игровыми автоматами, чтобы взять на себя приготовление еды.

Стинне по-прежнему ничего не знала. «Привет, красавчик!» — начала она говорить мне, когда прыщи покрыли мое лицо, а теперь я к тому же стал счастливым обладателем синяка под глазом, о происхождении которого я отказывался рассказывать.

— Да ладно, рассказывай, — настаивала она, когда я проходил к себе мимо ее комнаты.

— Почему ты, черт возьми, всегда всем недоволен? — кричала она.