Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - Владимир Чиков

Стоит заметить, что Фигерес распологал тогда максимум одной тысячью вооруженных сторонников, в то время как левое правительство имело армию в 15 тысяч человек и рабочую милицию в две тысячи. Несмотря на это, правительство понесло полнейшее поражение из-за своей политической слабости и недоразвитости.

Фигерес провел восстание под лозунгом «Восстановление демократических свобод» (якобы попранных предыдущим правительством) и объявил себя президентом. Придя к власти, он вместо кровавой бани объявил амнистию своим врагам — коммунистам и разрешил въезд в страну партийным и профсоюзным лидерам. Но после бесцеремонного нажима со стороны Вашингтона, костариканский парламент все же запретил компартию.

Во внешней политике Фигерес стал активно выступать против Франко и, главным образом, против известных диктаторов, верных слуг американского империализма, господствующих в республиках Карибского бассейна, в частности против таких прохвостов и лакеев доллара, как Трухильо в Санто-Доминго, Сомоса в Никарагуа, Кариаса Андино в Гондурасе, Рамона в Панаме и военной клики, свергнувшей левое правительство в Венесуэле. Все это вызвало сильное недовольство Фигересом в Вашингтоне, а также реакционеров-плантаторов, которые оказывали ему всяческую поддержку во время гражданской войны.

Будучи полновластным хозяином страны, Фигерес создал свою партию, так называемую «Партию Национального освобождения», и наворотил таких дел, что его американские друзья стали проклинать тот день и тот час, когда решили поставить на его карту судьбу своих интересов.

Под растущим недовольством Вашингтона президент Фигерес вынужден был сманеврировать и в 1949 году объявил, что добровольно уходит со своего поста. Для проформы были назначены «демократические» выборы, в результате которых главой государства стал политик средней руки, замаскированный ставленник Хосе Фигереса журналист Отилио Улате. Тот самый Отилио Улате, который, к слову сказать, всю гражданскую войну провел, скрываясь в погребе архиепископа Коста-Рики монсеньора Санабрии. По существу оказалось, что Фигерес победил во имя Улате и против желания самого Улате.

Получив власть, можно сказать, по наследству, Улате увеличил полицию и усилил охрану. Фигерес почувствовал, что являвшийся послушным орудием в его руках Отилио Улате выходит из повиновения и не считается с его мнением, начал снова вынашивать мысль о приходе к власти, — для этого он организовывает сейчас свои силы и готовится к президентским выборам 1952 года.

Приблизительно таково положение дел в Коста-Рике на тот период, когда этот персонаж, которого прозвали «капитан Буря», намерен появиться в Риме в компании своих наиболее надежных сподручных — бывшего министра Франсиско Орлича, посла Даниэля Одубера и их жен с целью отдохнуть и ознакомиться с европейским рынком сбыта для своей субэкваториальной продукции.

В отношении Франсиско Орлича — по прозвищу «Чико» — располагаю незначительной информацией: ему лет сорок пять, дед его родом из Хорватии. Сам он — владелец крупнейших банановых, кофейных плантаций и плантаций сахарного тростника, а также золотых приисков и скотоводческих ферм. Член фигеровской партии ПНО, в правительственной хунте Хосе Фигереса занимал наиболее прибыльный пост министра общественных работ.

Орлича считают в Коста-Рике правой рукой Фигереса и человеком действия.

О Даниэле Одубере знаю немного: он молодой адвокат, юрист по образованию. Недавно стал послом Коста-Рики во Франции. Ему где-то под тридцать лет, говорят, что он самый одаренный и перспективный политик среди костариканцев.

Считаю, что мне здорово повезло стать гидом и переводчиком этих влиятельных людей из Коста-Рики в их путешествии по Италии. Это мне на руку с двух точек зрения. Во-первых, в поездках по стране я обзаведусь новыми, полезными мне по коммерческой линии связями, которые смогу потом использовать «втемную» в интересах советской разведки. Во-вторых, я ставлю перед собой не менее важную цель: завоевать их доверие, подружиться с ними и тем самым закрепить свою легенду о том, что я «истинный костариканец и настоящий коммерсант…»

Теодоро прекрасно понимал, что иметь личные связи с такими влиятельными политиками, как Орлич, Одубер и Фигерес, во-первых, престижно для него, а во-вторых, эти связи будут работать на его перспективу, поскольку пять лет назад, когда он негласно находился в Сан-Хосе, ему сказали и даже заверили, что каждый из них еще не раз всплывет в большой политике и обязательно станет со временем президентом своей страны. И действительно, все они впоследствии стали президентами Коста-Рики: Фигерес дважды — в 1953–1958 и в 1970–1974 годах; Даниэль Одубер сразу после него — в 1974–1978, а Франсиско Орлич — в 1962–1966 годах.

* * *

В римском аэропорту «Леонардо да Винчи» костариканских политических деятелей в числе других лиц встречали Теодоро Кастро и его супруга Луиза. Они были представлены гостям почетным консулом Коста-Рики в Милане бароном Умберто Корви, который сообщил, что Теодоро и Луиза будут постоянно сопровождать их и в поездке по Италии. Неизвестно, узнали гости или сделали вид, что не помнят своего соотечественника Кастро. Фигерес и Орлич любезно раскланялись перед ним и вручили Луизе свои подарки.

В процессе знакомства с Вечным городом и Святым Престолом, а затем и долгого путешествия по Апеннинам Теодоро Кастро и Луиза сумели наладить хорошие отношения с коста-риканскими политиками и их женами.

Находясь рядом с ними, Теодоро постоянно изучал их, пытаясь распознать, узнали они его или нет, и не показался ли он им подозрительным. Орлич ни с того ни с сего за одним из застолий в Венеции проявил интерес к его биографии. Обладая огромным чувством самоконтроля, Теодоро, несмотря на то что был под хмельком, непринужденно, строго придерживаясь отработанной в Москве легенды прикрытия, начал рассказывать внимательно слушавшим его костариканцам свою биографию. Когда он закончил, Хосе Фигерес вдруг воскликнул:

— А мы с вами, оказывается, дальние родственники…

Такое неожиданное признание экс-президента не обрадовало Теодоро, а, наоборот, еще больше насторожило разведчика: оно таило в себе потенциальную опасность возможной его последующей проверки. Он удивленными глазами смотрел на него, не зная, что сказать в ответ.

— Да-да, сеньор Кастро, не удивляйтесь, мы с вами родственники. — Большие, черные глаза Фигереса, цепкие и хищные, смотрели в упор на Теодоро и казались то ироничными, то злыми и лукавыми.

— Если не ошибаюсь, — продолжал Фигерес, — ваш покойный отец дон Бонефиль приходился племянником Ариасу Кастро в Алахуэле, а тот был женат на тетке моей матери. Не правда ли, забавно?

— Я этого не знал никогда! — с деланной улыбкой поспешно ответил Теодоро, стараясь не навязываться в родственники. — Я уже говорил вам, что являюсь внебрачным сыном, и потому никто мне не рассказывал о моих корнях.

Глаза экс-президента подозрительно сощурились.

— А почему вы не появляетесь на родине? Или вы отреклись от своих родственников? Неужели вас не тянет к ним? Или вы боитесь их?