Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

Проверив исполнение приказа, Сирко поклонился мертвым телам: «Простите нас, братья, а сами спите здесь до страшного суда Господнего вместо того, чтобы размножаться в Крыму на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без крещения погибель». Второй поклон Сирко отвесил выполнившим его приказ казакам, попросив у них прощения за пролитие родной крови и сказал, что вина за это перед Богом лежит на нем одном, а им надлежит жить и растить детей, которые должны знать, какой «страшной ценой платили их отцы за свободу Украины».

Такое мог свершить лишь истинный сын неньки-Украйны, который ради ее свободы мог пожертвовать своими детьми и ответить перед Богом своей бессмертной душой за пролитую по его приказу кровь единоплеменников!

А чего стоил другой поступок Сирко, когда во время обрушившейся на Крым страшной эпидемии бубонной чумы, косившей людей десятками тысяч, Сирко предложил татарам временно перебраться на не зараженные эпидемией запорожские «земли и воды», чем спас тысячи людей от смерти? Это сделал человек, именем которого ордынцы пугали своих детей, который не раз вторгался в Крым, проходя его из конца в конец и оставляя за собой руины, пожарища, горы вражеских трупов! На последовавшие обвинения боевых соратников чуть ли не в измене, Сирко отвечал кратко: «Будем людьми!»

Вот кодекс чести настоящего казака-лыцаря, безжалостно уничтожающего врага в честном бою и протягивающему руку помощи, когда тот оказался в беде!

Но если Иван Сирко учил Мазепу, как следует поступать в самых сложных ситуациях, не забывая о будущем Украины и не роняя казачьей чести, то Иван Сулима был для него примером, как казаку надлежит достойно уйти из жизни. Прежде чем два года подряд стать кошевым атаманом сечевиков, Иван Михайлович был гетманом «вольного» нереестрового казачества, и во время одного из морских походов на турок попал в плен. Приговоренный к пожизненной каторге на галерах, он подготовил восстание гребцов-невольников, возглавил его и захватил свою галеру. Не ограничившись собственным освобождением, Сулима во главе бывших пленников-казаков захватил еще несколько галер, освободив свыше тысячи невольников-христиан. Большинство из них оказались католиками, и за этот подвиг римский папа наградил Сулиму специальной медалью, кавалерами которой являлись всего несколько человек в мире, а из православных только он, атаман казачьего рыцарства, саблей преградившего путь католичеству и униатству на восток славянского мира.

Возглавив позже восстание запорожцев, «вольного» казачества и реестровиков против Речи Посполитой, захватив и разрушив считавшуюся неприступной польскую крепость Кодак с сильным гарнизоном из немцев-наемников, Сулима затем был предан реестровиками, выдан коронным властям и приговорен к смертной казни. Если реестровые казаки имели статус шляхты и казнить их можно было с соблюдением определенных правовых процедур, например, старшин по приговору военного трибунала, то на запорожцев и «вольное» казачество это правило не распространялось, и их предводителей обычно ждала участь быть распятым на кресте или четвертованным, сваренным заживо в казане или посаженным на кол[46].

Однако для Сулимы, обладателя редкой и высокой Ватиканской награды, кавалеры которой приобретали статус рыцаря самого папы, было сделано исключение, и его приговорили к расстрелу. Больше того, в случае, если он всенародно попросит у короля прощения, ему было обещано помилование и чин реестрового старшины. Просить у короля прощения было весьма распространенной формальностью, которую приходилось выполнять даже гетманам, но Сулима отверг сделанное ему властями Речи Посполитой предложение и был казнен[47].

Это ли не образец того, как нужно хранить верность сечевому братству и по-казачьи встретить свой смертный час!

Поэтому не посполитых, союз с которыми не приводил к добру ни одного гетмана или кошевого атамана, а славное запорожское братство-товарищество, из рядов которого вышли такие рыцари как Сирко и Сулима, намерен Мазепа сделать своим новым союзником взамен оставшихся верными России реестровых полков! Конечно, это будет очень непросто, учитывая, что Мазепа всегда считал Запорожье рассадником смуты и неповиновения законным властям на Гетманщине, отчего взаимоотношения его с сечевиками были весьма натянутыми. Однако причиненные им Запорожью неприятности можно будет объяснить исполнением приказов Москвы, стремившейся поссорить казаков Гетманщины и днепровского Низа, чему он по мере сил противился, однако был вынужден подчиниться.

Кстати, а почему бы (поздно пришедшее) понимание того, что Москва повторяет политику Речи Посполитой, всегда желавшей разобщить реестровиков, «вольное» казачество и сечевиков между собой, чтобы самой господствовать на Украине, не может служить одной из причин его разрыва с царем Петром? Конечно, разговор на подобном уровне возможен лишь с доверчивым, неискушенным в тонкостях политики простым казачеством, а с запорожской старшиной, прекрасно знающей хитреца-гетмана и сложность его положения, из которого ему любой ценой необходимо выкрутиться, нужно вести себя по-другому. Но если старшина прекрасно знала Мазепу, то и он был знаком с ней не хуже, поэтому общий язык между ними был возможен. Тем более что сегодня одним из влиятельных союзников Мазепы должен стать его вчерашний противник кошевой атаман Константин Гордиенко, испортивший гетману немало крови своим благожелательным отношением к мятежному донскому атаману Булавину.

В результате сейчас на Сечи скопилось изрядное число уцелевших булавинцев, у них немало сторонников среди запорожцев, особенно из появившихся на Сечи в последнее время. Прежде на нее в основном прибывали казаки и недовольные панским произволом селяне с Украины, но после разгрома восстания Булавина на Сечь хлынули и все те, кто раньше искал спасения и приюта на Дону. В большинстве это были не выдержавшие крепостного гнета русские крестьяне и сбежавшие из царской армии солдаты, которых никоим образом не устраивали добрые отношения Запорожья с Москвой. Да и многие старшины-сечевики, наслышанные об ограничении царем Петром казачьих вольностей на Дону, опасались подобной его политики в Запорожье и настороженно относились к России. Так что пожелай Гордиенко выступить на стороне царя, ему пришлось бы столкнуться с немалыми трудностями.

Понятно, что наилучшим выходом для него было бы не вмешиваться пока в русско-шведскую войну, а подождать, когда в ней определится победитель, и тогда примкнуть к нему. Так недавно хотел поступить сам Мазепа, но... как говорится, на всякого мудреца есть еще более хитрый мудрец, и ему пришлось сделать выбор между царем и королем в самый разгар их противоборства. Почему ты, кошевой Гордиенко, должен быть в этом отношении удачливее его, гетмана? Поэтому и тебе придется стать на сторону России либо Швеции не в удобный для себя момент, а в самое ближайшее время, когда шансы на победу или поражение в войне у обеих сторон будут еще примерно одинаковыми.