Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

– Что с ней стряслось?

Лицо обер-гофмейстерины словно бы превратилось в непроницаемую, до отвращения учтивую маску из тех, за которыми так часто прячутся многие лондонские придворные, вместо того чтоб выражать чувства в открытую.

– Королева устала. Ничего более.

– Устала? Усталых я видела! Ну нет, здесь что-то другое…

Да, королева была бледна от природы, но, падая на пол, вовсе побелела, как мел. А уж этот ее смертный… чудо что жив до сих пор!

Однако мимо Амадеи, вставшей в дверях королевской спальни, точно сторожевой пес в кружевах и шелках, очевидно, было не пройти. Пришлось Иррит взять себя в руки и смирить нрав.

– Когда она проснется, пожалуйста, дай мне знать, – сказала она. – У нас с Костоглодом есть к ней вопросы.

Все, чего ей удалось добиться – кивка. Даже не обещания.

«Будь прокляты эти лондонские дивные, – подумала Иррит. – Теперь они дома. Теперь, небось, только рады будут, если мы, подданные Велунда, уберемся прочь».

Сердито хмурясь, она углубилась в коридор… и живо заплутала. Как только битвы закончились, план Халцедонового Чертога разом забылся, словно нечто, более ненужное. Дворец казался ей тесным, душным, куда ни повернись – всюду камень, да и смертные, разгуливающие поверху, никак не шли из головы. Ей очень хотелось бы подняться наверх и поглядеть на Сити, но защититься было нечем, а сколь опасно разгуливать там в собственном облике, Луна разъяснила так обстоятельно, что лучше не надо.

Вдобавок, Иррит не знала, как выйти наружу.

Наконец блуждания вывели в знакомые места. Здесь Иррит побывала дважды: впервые – в самом начале атаки, а во второй раз – помогая Костоглоду и прочим препроводить в темницы под Лондонским Тауэром пленников. Один из них, черноволосый эльфийский рыцарь, безмолвно взирал на нее из-за дверной решетки, да так, что озноб пробирал. Что собирается Луна делать с узниками? Загадка… Истребить всех? Это, пожалуй, слишком. Держать взаперти целую вечность? Тоже… Вон тот великан, занимающий собой всю темницу, того и гляди, помрет от горя.

«И избавит королеву от лишних хлопот».

От подземелья веяло жутью. Иррит решительно двинулась дальше, сама не зная, куда. Встречные гоблины, паки, придворные, все – из чужих, взирали на нее без особого дружелюбия. «Проснется Луна, – решила Иррит, – выложу ей, что знаю о пленных, а потом попрошу ломтик хлеба и отправлюсь домой». Покинув стены Сити, зловредных чар смертных можно было не опасаться, а родина ее – там, в Долине.

Свернув за угол, она нос к носу столкнулась с парой почти одинаковых на вид брауни, тащивших куда-то корзину величиною с обеих разом.

– Доброго денечка, – с улыбкой выдохнула одна. – Не будешь ли ты любезна помочь нам ее дотащить? Думаю, лучше – в сад…

– Да, для начала, – согласилась другая. – Там распакуем, и пусть перетаскивают, куда следует. Идем, идем. Она не тяжелая, просто для нас слишком уж велика… ага, вот и чудненько. О-о, да ты сильнее, чем кажешься! Одна справляешься? Поразительно! Ступай за нами – похоже, ты сбилась с пути. Ты ведь из Беркшира, верно?

Озадаченная, сама не понимая, как и с чего взвалила на спину их корзину, согнувшись под нею улиткой, Иррит последовала за парой кудрявых головок к саду. Интересно, кто они таковы?

Халцедоновый Чертог, Лондон, 3 августа 1659 г.

Подушки и валики подпирали Луну со всех сторон, точно огромную куклу, позволяя сохранить хоть сколь-нибудь достойный вид, в то время как Гертруда кормит ее с ложечки мясным бульоном. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на этакую младенческую беспомощность, королева слушала доклад Иррит.

Беркширка явилась следом за сестрами Медовар, точно утенок за парой наседок, всего через пару минут после того, как Луна проснулась. Должно быть, брауни направило к ней некое особое, одним только домовым и свойственное чутье: проголодалась она, как волк, несмотря на сокрушительную слабость, превратившую простое, казалось бы, дело – еду – в подвиг, достойный самого Геракла.

Амадея настаивала на том, чтоб подождать с делами, и сестры с ней были согласны. Но медлить Луна попросту не могла: она уже пролежала без чувств целых два дня и только благодарила судьбу за то, что враги не предприняли ответной атаки, пока она пребывала в немощи.

Спасибо, Иррит с Костоглодом не подвели – справились просто восхитительно. Кое-кому из ирландцев и скоттов удалось сбежать, однако изменники-придворные были взяты под стражу, а они-то и тревожили Луну более всех остальных… не считая Видара, ускользнувшего прямо из рук.

– Двое из них просят тебя принять их, – закончила Иррит. – Эльф-рыцарь и великан… как бишь их там…

– Сэр Керенель и сэр Пригурд, – пояснила Розамунда, видя ее замешательство. – Сэр Пригурд взывает к вашему милосердию.

Стоило вспомнить о его измене, и бульон тревожно заурчал в животе. Хотя… может, дело в другом – в том, как она обошлась с Керенелем?

Что ж, Пригурду придется подождать. При встрече с ним нельзя выглядеть слабой. Возможно, подождал бы и Керенель… но тут уж речь не о достоинстве – о своевременности. Он и без того ждал слишком долго.

Этой затее воспротивилась даже Иррит, но Луна настояла на своем: в конце концов, ей уступили, дабы поскорее отправить ее отдыхать. Засим предстояло решить, кто будет присутствовать при аудиенции. Луне хотелось поговорить с Керенелем наедине, но следовало признать: настолько доверяться рыцарю не стоит. Вздумай он обратиться против нее, она окажется беспомощна.

Сестры Медовар для этого не годились. Бойцы из обеих неважные, а их молчаливого неодобрения касательно взятой с рыцаря клятвы Луна уже нахлебалась досыта, и потому остановила выбор на Иррит. Та политикой Халцедонового Двора не интересовалась, а вскоре и вовсе собиралась домой, в Беркшир.

– Спрячься за этой занавесью, – велела Луна, – и держись как можно тише. Ты здесь только для охраны, на случай, если дело обернется к худшему.

Стоит отдать ей должное, вопросов Иррит задавать не стала, а уж когда укрылась за занавесью, даже Луна не могла бы сказать, есть ли там кто-нибудь. Вскоре сэр Перегрин Терн ввел в комнату пленного рыцаря и с поклоном удалился.

Оставив Луну наедине с тем самым дивным, что за время этой войны претерпел от нее больше всего обид.

Казалось, в последнее время он похудел – а может, столь резкий, столь жесткий облик придавала ему манера держаться. Сейчас он был очень похож на сокола в клобучке, слепо повинующегося хозяину, однако вполне способного на убийство, дай ему только волю.

– Сэр Керенель, – как можно величественнее, тверже заговорила Луна, – во имя древней Маб освобождаю тебя от данной клятвы.

Черноволосый рыцарь вздрогнул от удивления. В течение долгих минут ожидания, когда же его приведут, Луна составила немало речей, коими собиралась предварить сие известие, но это – лишь из страха. Если он склонен простить ее, то выслушает все, что ей угодно сказать, даже не связанный словом. Если же нет… сего не исправить никакими преамбулами, что она ни говори.