Разбитые острова - Марк Чаран Ньютон

– Я иду спать, – объявила она. – Поздно уже, я устала, а завтра с утра придут гвардейцы.

– Я скоро приду, – отозвался Дигси, чей странный поединок взглядов с Кореном еще не закончился.

Было уже поздно, когда она в пижаме слонялась по верхнему этажу, раздумывая, что бы почитать на ночь. Она была босиком и ступала почти бесшумно. Лунный свет полосами проникал сквозь прорези в ставнях, и она разглядела двоих: тени двигались в углу первого этажа. Присев, она спряталась за металлическим столбиком и стала наблюдать.

Пилли и Дигси обнимались, соприкасаясь губами.

У нее остановилось сердце. Она сглотнула. Слезы обожгли глаза. Усилием воли она заставила себя смотреть еще, чтобы убедиться в измене, а потом встала и тихо пошла прочь.

Вернувшись к себе в спальню, Джеза отыскала бутылку водки и, сев на край кровати, залпом сделала три здоровенных глотка, от которых у нее немедленно защипало глаза, но это было даже хорошо – все равно слезы уже лились у нее по щекам, она это знала. Она едва не задохнулась, так обжигала водка.

– Ты неправильно пьешь. – Корен стоял в дверях, силуэт на фоне темноты. Он шагнул к ней, но, не дойдя, опустился на пол.

Продышавшись, она спросила:

– И давно ты знаешь?

– Дней десять или около того.

– Почему ты не сказал мне?

– Думал, Дигси сам разберется. И, честно говоря, боялся: что с нами будет, если Пилли решит собрать пожитки и уйти?

– Что?.. О чем ты?

– Ну, это же склад ее папаши. Если она свалит, что тогда будет со всеми нами?

– Об этом я не подумала. – Джеза баюкала бутылку двумя руками, точно младенца. – Что же делать?

– Пить сейчас – самое последнее дело. Этим контроль над ситуацией не вернешь.

– Не учи меня.

– Сама спросила! – Уже мягче Корен продолжал – Джеза даже не подозревала, что он умеет говорить так ласково: – Поспи сегодня у меня.

– Славная попытка.

– Нет, я совсем не так предсказуем, – добавил он. – Я ухожу послушать ночного поэта в Солтуотере. Он мой друг – один из последних оставшихся. Иди, ложись у меня, а я, когда вернусь, принесу дешевой еды и устроюсь в кухне. Никто ничего не заметит.

– Спасибо, – проговорила Джеза, смахивая последние слезинки.

– Знаешь, что я думаю? – Корен встал и направился к двери.

Джеза смотрела на него молча.

– Тебе никогда по-настоящему не нравился Дигси, ведь ты была влюблена в покойника. А он был просто заменой, суррогатным любовником.

Джеза не сводила с него взгляда, разинув от удивления рот. Ей хотелось сказать что-нибудь, но слова не шли у нее с языка.

– Вот видишь, и я могу быть эмоционально чутким, когда хочу. Я же не дурак. Хочешь совет? Проспись, ни о чем не думай. С ним при случае посчитаешься, только не показывай, что ты их видела. Нам еще нужна фабрика.

И он ушел, оставив ее в ошеломленном молчании.

Ночные гвардейцы пришли еще до рассвета, и Джеза чувствовала себя отвратно, открывая им дверь, хотя и не пила больше накануне. Зато она вдоволь наплакалась, прежде чем погрузиться в глубокий, но беспокойный сон. Проходя через кухню, она увидела Корена – он спал за столом, к его щеке прилипла какая-то экзотическая еда. Ласково разбудив парня, она отправила его в спальню.

За дверью Джеза ожидала увидеть одного гвардейца и чуть не упала в обморок, обнаружив двенадцать лучших воинов империи на своем пороге в предрассветный туманный час. Все в черном, они стояли полукругом, а командующий Латрея, заняв место с краю, представил их ей одного за другим.

Он хотел, чтобы все его солдаты до единого испробовали полет на Осе. Но сначала надо было, чтобы они сошли в подвал и пригляделись к насекомым, победили свой страх перед ними, если таковой появится, свыклись с мыслью, что на них придется летать. Потом они все должны были облететь окрестные улицы по разу, причем сделать это как можно раньше, до появления прохожих, – Бринд волновался, какие слухи пойдут по городу, и без того растревоженному присутствием лагеря пришельцев неподалеку. Ему не хотелось еще усугублять ситуацию.

После нескольких пробных полетов, прошедших вполне успешно, гвардейцы отправились по своим делам, а вечером, когда тьма поглотила улицы города, вернулись.

Джеза наблюдала за тем, как росли их уверенность и мастерство. Быстрота их реакции почти не уступала реакции самих Ос, а их тяга к учебе и обретению новых знаний и навыков была несравненна. Глядя на них, Джеза едва не лопалась от зависти.

Бринд скоро настоял на том, чтобы они держали поводья одной рукой, а вторую освободили для меча. Важно было понять, смогут ли они сочетать полет с фехтованием. Только теперь она поняла, какая именно роль отводится ее Осам на поле боя.

Обе луны уже стояли нехарактерно высоко в небе для этого времени года, когда Бринд принялся за отработку со своими летунами еще более сложных маневров.

И еще одно поразило Джезу: ее Скорбные Осы прямо-таки расцвели, общаясь со своими вооруженными наездниками. Похоже, они наслаждались совместными поисками решений все более и более сложных задач, которые ставил перед ними и их седоками командующий; существование, похоже, обретало для них новый смысл. Если, согласно легенде, предки этих созданий непрерывно оплакивали свою горькую судьбу, то в них самих совсем не осталось печали. Грустила только Джеза: она ощущала себя матерью, которая проводила в армию свое дитя, получив взамен завидный контракт, но она заставляла себя быть сильной.

Миновали всего день и ночь, а ночные гвардейцы уже полностью овладели искусством езды на Скорбных Осах.

Улицы были мокрыми от дождя. После недавнего ливня тротуары заполнили прохожие: люди спешили добраться до дома, пока небеса не разверзлись вновь. Фулкром и Лан вышли из цитадели, только когда дождь кончился.

Одетые в обычную цивильную одежду – коричневые брюки, шерстяные туники, дождевики и тяжелые ботинки, – они смешались с толпой в виллиренских сумерках.

– От этой шерсти у меня все чешется, – пожаловалась Лан.

– Потерпи, – с улыбкой ответил Фулкром.

– Тебе-то хорошо, у тебя кожа толстая. А как быть нам, бедняжкам-людям, вроде меня?

– Ничего, ты крепкая, как старый сапог. Выживешь. Кроме того, выбора у нас нет – либо одеваться как все, либо быть опознанными.

– Все понятно, но это еще не значит, что я должна быть в восторге, – сказала Лан, поправляя капюшон.

Холодными улицами они приближались к цели – клубу «Партизан» в Старом квартале.

Фулкром провел все утро на улицах – беседовал с людьми, стараясь вникнуть в настроения горожан; потом он изучал карты, запоминал названия улиц и расположенных на них компаний и магазинов, чтобы вернее сойти за местного жителя.