Ничего святого - Александр Зорич

Пока звучала эта патетическая тирада, Хаулапсил мерил комнату шагами. Он прохаживался взад-вперед на некотором отдалении от распростертого на полу тела.

Приметив наполненный водой резервуар для лама, которым он был увлечен более, чем кто бы то ни было в гарнизоне, Хаулапсил машинально сгреб с подвешенной над ним полочки горсть черных сердоликовых фишек и так же бездумно стал метать их в воду. Нервы требовали успокоения.

Фишки окончились. А Пеллагамен все ораторствовал.

Согласно кивая, Хаулапсил решил ознакомиться с результатом – просто по привычке. Он впился глазами в воды за мутной стеклянной стенкой. Ну? Сколько там у нас попало на «окуня»?

Но увесистые фишки и не думали падать на дно резервуара.

Они застыли на поверхности воды, словно ошметки коры. Словно крошечные плоты, оставленные перевозчиками. Они не желали тонуть, не желали погружаться, не желали двигаться. Эдакая сонная флотилия.

Тогда, уродливо скривившись от изумления и жути, Хаулапсил обернулся к Пеллагамену, который уже давно умолк и наблюдал за его действиями, стоя у противоположного края резервуара.

– Я вижу, – принужденно сказал Пеллагамен и устремился к дверям. За ним последовал и Хаулапсил, стиснувший челюсти, чтобы ненароком не завыть каким-то диким, непсиным воем.

Перед дверью, ведущей во двор лагеря, Пеллагамен остановился, заслоняя проход.

Хаулапсил, тяжело дыша и обмирая от безотчетного, бессмысленного, чужого страха, едва наскреб в душе стойкости, чтобы не сшибить Пеллагамена, – так ему хотелось поскорее выскочить, вырваться наружу под спокойное бархатно-серое небо Магамы.

Но Пеллагамен был непреклонен. Наградив Хаулапсила легкой зуботычиной, он обратился к нему тоном, не допускающим возражений:

– Мы выйдем, только когда станет совсем темно. Если нас увидят выходящими из этого дома – мы покойники. Когда станет темно, – в его речи стала проявляться обстоятельность, столь свойственная облеченным правом приказывать, – выйду я, а за мной вы. Советую вам, дражайший, не мешкая присоединиться к пирушке, что вот-вот начнется у Псамата. Меня же займут куда более важные дела. После полуночи я отправлюсь проверять посты. Я потребую вас в качестве сопровождающего – так что сделайте милость, будьте к этому готовы и прихватите с собой оба кинжала. Это даст нам еще один шанс спастись. Посему потрудитесь оставить побольше бражки товарищам – ночью нам предстоит потрудиться. Обо всем остальном мы поговорим по пути. Вам ясно?

Хаулапсил сомнамбулически пошевелил губами – в знак согласия. Дрожащими руками он спрятал на груди «лишний» кинжал.

Он пожирал Пеллагамена глазами, надеясь, что каким-то магическим образом часть той устойчивости, которая помогала Пеллагамену сохранять спокойствие, передастся ему. Хаулапсилу было физически невыносимо находиться в доме Амтегара. И лишь эпическое самообладание Пеллагамена удерживало его от того, чтобы выскочить с несусветным ором на улицу, и будь что будет…

За дверью послышались голоса – это компания офицеров пересекала двор, овеваемая легким матерком. «Бражка – пить, земля – валяться!» – провозгласил Псамат, Хаулапсил узнал его по голосу… Его компаньоны одобрительно заржали… Выходит, самообладание Пеллагамена удержало Хаулапсила от чистейшего самоубийства. Это немного отрезвило Хаулапсила, тем более что до темноты оставалось совсем недолго ждать. Где-то позади, там, где располагалась гостиная Амтегара, грохотала мучительная тишина. А может, это грохотало его сердце.

Той же ночью замысел Пеллагамена, не встретив ни возражений, ни препятствий, был осуществлен.

Далеко за полночь, как следует пропесочив дремлющих на постах солдат, Хаулапсил и Пеллагамен оказались у берега, на изрядном удалении от лагеря и дозорных будок. Вдалеке над горизонтом стояло зарево – то догорали исполинские костры пастушьих оргий.

Хаулапсил, не сумевший воздержаться, был зверски пьян.

А Пеллагамен, сейчас же это зачуявший, злился. О трезвенничестве Пеллагамена в гарнизоне ходили анекдоты. Вот почему в продолжение всей их миссии Пеллагамен был гораздо менее учтив с Хаулапсилом, чем недавно, в комнате Амтегара. Можно сказать иначе – всю дорогу они только и делали, что ссорились. Пеллагамен пилил Хаулапсила. Тот же как младший по званию попросту не произносил свои реплики вслух, а ведь ему было чем крыть…

«Точно говорят – каменная задница», – в очередной раз промолчал Хаулапсил, выслушав дежурное назидание. Он начинал трезветь. Его мучила икота.

Они сели на скол массивного базальтового валуна, который, все еще источая накопленное, вобранное вовнутрь тепло солнечного дня, был не таким удручающе стылым, как галька, растратившая его запасы еще до полуночи. Они просидели так в полном молчании около часа.

Вдруг по какому-то молчаливому соглашению и Хаулапсил, и Пеллагамен одновременно встрепенулись и извлекли из-за пазухи кинжалы, образовавшие пугающую пару замотанных в тряпки обрубков.

– Забросим-ка их подальше, – шепотом предложил Пеллагамен.

И, занеся руку назад, он метнул сверток далеко в море.

На фоне ритмичного шуршания волн утробный всплеск поглощаемого водой предмета показался Хаулапсилу мерзостно отчетливым.

Хаулапсил, прежде чем последовать поданному примеру, на миг прислушался к звукам побережья.

Не было обычных днем бакланьих вскриков, не было самовлюбленного жужжания шмелей над пахучими звездочками вьюнка, обжившего наплывающие на берег скалы. Чавкали волны, прохаживающиеся между зеленобородыми глыбами. По-разбойничьи свистел ветер – словно хотел освистать Хаулапсила за нерешительность.

– Кидайте же! – нетерпеливо воззвал Пеллагамен. – Не то начнется прилив. Между прочим, нас уже ждут в лагере. Ну же!

Некстати икнув, Хаулапсил неловко запустил кинжал в море. Дважды обернувшись в воздухе, сверток быстро коснулся воды и затонул совсем недалеко от прибрежных камней.

Пеллагамен не удержался от скептической гримасы, однако промолчал.

– Что еще? – нарочито ехидно поинтересовался Хаулапсил, ему было стыдно за свой неуклюжий бросок. – Может, хватит тут… страдать… Может, пойдем в лагерь?

– Нет, в лагерь еще рано. Мы еще не закончили. Я призываю вас умерить свое нетерпение.

Хаулапсил пожал плечами. Умерить – так умерить.

– Мы оба должны поклясться, – продолжал Пеллагамен. – Во-первых, в том, что не станем рассказывать или даже упоминать о случившемся сегодняшним вечером в доме Амтегара и здесь, на берегу, как бы нам этого ни хотелось. А во-вторых, – добавил он, чуть понизив голос, – что более не будем домогаться встречи друг с другом и, следовательно, никогда в будущем не увидимся. В ближайшие дни я уеду отсюда – я постараюсь сделать это как можно раньше. Вы останетесь. Но я приложу все свое влияние для того, чтобы вас убрали с Магамы как можно быстрее. В будущем наши настоящие кинжалы никогда не должны встречаться. Вот в чем мы должны поклясться.