Ложь и правда о советской экономике - Евгений Юрьевич Спицын

нефтяной промышленности СССР в 1938–1955 годах[515]. Сам же Н. К. Байбаков свидетельствует о том, что это назначение стало для него полной неожиданностью, тем более что он шибко сомневался в знаниях, а главное в способности справиться «с планированием народного хозяйства страны»[516]. При этом сам Н. С. Хрущев рассматривал своего нового назначенца не как крупную самостоятельную, а уж тем более политическую фигуру, а как «технического председателя Госплана, опытного, без каких-либо амбиций хозяйственника-управленца, разработчика плана VI-й пятилетки и исполнителя своих идей по модернизации и реформированию экономики страны»152[517]. Между тем та же М. В. Славкина говорит о том, что назначение Н. К. Байбакова на должность председателя Госплана СССР «по номенклатуре тех лет» стало резким должностным взлетом «из министерских пешек — в дамки», а Г. И. Ханин довольно критически оценивает его назначение на этот пост[518].

Что касается М. 3. Сабурова, то, по свидетельству Д. Т. Шепилова, в 1955–1956 годах он «числился среди самых активных сторонников» Н. С. Хрущева и всегда поддерживал его политические и экономические инициативы. Поэтому его назначение стало неизбежным, а его богатый «госплановский» опыт был необходим Первому секретарю для ведения острых «баталий» с отраслевыми министрами. Кроме того, на то, что между Н. С. Хрущевым и М. З. Сабуровым тогда существовали доверительные отношения, указывает и тот факт, что в 1955–1956 годах именно он, наряду с М. Г. Первухиным, вел заседания Совета Министров СССР во время отсутствия Н. А. Булганина[519]. Поэтому, как справедливо полагают ряд авторов, вплоть до середины 1957 года в сложившейся конфигурации властных институтов именно «Госэконом-комиссия СССР была ведущим государственным плановым органом», что закреплялось также более высоким положением ее председателя в руководстве страны». Ее глава был первым заместителем председателя Совета Министров СССР, полноправным членом Президиума ЦК, Президиума Совета Министров СССР и Комиссии Президиума Совета Министров СССР по текущим делам, а Н. К. Байбаков, обладая большим опытом административно-хозяйственной работы, был всего лишь «рядовым» членом ЦК и тем самым лишен возможности оказывать политическое влияние на многие вопросы, выходившие за рамки Госплана. Иными словами, глава Госэкономкомиссии СССР полностью унаследовал статус председателя «старого» Госплана СССР[520].

Надо сказать, что в историографии существуют совершенно разные оценки первой госплановской реформы. Например, профессор Р. А. Белоусов, автор фундаментальной 5-томной монографии «Экономическая история России: XX век», вообще не упоминает об этой реформе. Другие авторы (И. А. Гладков, В. А. Шестаков, А. Ноув[521]) в целом оценивают ее нейтрально и не придают ей особого значения в сравнении с другими, более «масштабными» реформами хрущевской эпохи. Третья группа авторов, прежде всего махровые антисталинисты (В. Л. Некрасов, Е. Ю. Зубкова, Ю. Я. Ольсевич, П. Грегори[522]), напротив, придают ей очень важное, а главное позитивное значение, даже несмотря на то, что для Н. С. Хрущева госплановская реформа имела прежде всего политический характер, и в этом смысле «она стала его личной и очень важной аппаратной победой над своими оппонентами». При этом данная группа либеральных авторов уверена в том, что «реформа Госплана СССР носила объективный характер и была ответом на кризис советской экономики и необходимость «нащупать» новые практики планирования», что она носила прогрессивный характер, поскольку «главной целью реформы Госплана СССР стал переход от вертикально интегрированной модели планирования, когда все функции планирования были сосредоточены в одном центральном учреждении, к новой децентрализованной модели, основанной на разделении между разными хозяйственными органами и учреждениями функций статистического учета, перспективного и текущего планирования, оперативного управления экономикой, а также отраслевого и секторального планирования». Более того, децентрализация всей системы планирования «стала характерной особенностью всего реформаторства Хрущева в области государственного управления экономикой», а все свои «институциональные преобразования он… тесно связывал с постановкой перед реформируемыми органами вполне конкретных практических задач».

Причем, пытаясь представить Н. С. Хрущева подлинным реформатором, тот же В. Л. Некрасов делает крайне сомнительные выводы и приводит просто смехотворные аргументы в пользу разгрома сталинского Госплана. Так, по его абсолютно голословным заявлениям, к началу реформы «Госплан СССР, отягощенный проблемами, унаследованными от сталинской эпохи, пришел в упадок» и таких «признаков упадка можно найти немало». Правда, сам он отыскал всего лишь три, и то крайне странных признака: 1) «на начало 1954 г. в Госплане СССР уже отсутствовал Сводный отдел перспективных планов», и хотя «мы не располагаем данными, когда и почему именно был ликвидирован Сводный отдел перспективных планов, но в середине января 1950 г. такой отдел еще существовал в структуре Госплана СССР»; 2) «в 1954 г. Госплан СССР занимал крайне консервативную позицию… к инициативам ученых, к их предложениям по совершенствованию механизма планирования развития народного хозяйства», поскольку еще «в конце октября 1954 г. Госплан и ЦСУ СССР дали отрицательный отзыв на предложения профессора Ленинградского госуниверситета Л. В. Канторовича о применении математических методов в планировании развития промышленности»; 3) «несмотря на «либерализацию» делового климата внутри Госплана СССР в конце 1954 — начале 1955 гг., со стороны отдельных его руководителей осуществлялось сильное давление на сотрудников, которые занимались научно-исследовательской работой и публиковали результаты своих исследований в научных журналах»[523]. Вот, собственно говоря, и все «признаки» упадка сталинского Госплана, который, по мнению Н. С. Хрущева и его очередного апологета от истории, надо было срочно «реформировать».

Наконец, еще одна группа авторов, прежде всего Г. И. Ханин, А. С. Галушка и его соавторы[524], с фактами и цифрами на руках утверждают, что в результате проведения этой реформы начинается ключевой этап слома всей сталинской модели экономики, реально доказавшей свою эффективность, в том числе и в том историческом споре двух систем, о котором писал еще В. И. Ленин на заре советской власти. По их аргументированному мнению, в результате поспешного и просто бездумного слома сталинского Госплана: 1) «происходит разрушение стратегического планирования и целостности организации единой экономической системы в угоду территориальной раздробленности»; 2) в государственном аппарате «начинает укореняться порочная управленческая культура низкого уровня, в которой по отдельности начинают заниматься частностями, а не управлением всей экономической системой в целом»; 3) происходит нарушение «целостной системы управления с передачей важных функций на региональный уровень, сильно ослабляется и утрачивается организующая роль уполномоченных Госплана», что сразу разрушает канал обратной связи и источник объективной информации, так как прекращается планирование «сверху-вниз»; 4) уже в 1955 году по сравнению с 1953 годом резко сокращается число планируемых показателей, с 9490 до 3081 ед., в результате чего в заметно усложненной с довоенного времени экономической системе «планирование пропорций (структуры) экономики начинает грубым образом