Отрави меня собой - Екатерина Звонарь-Елисеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поздно гуляешь, Медведева.
В памяти всплыло предостережение Лены; рука Ольги непроизвольно потянулась за электрошокером.
— Тебе что здесь нужно? — резко спросила девушка.
— Поговорить, — последовал приглушенный ответ.
— Ты всё сказал два года назад, — Оля до боли закусила губу, и наугад шарила чипом, слепо тыкая его в запорное устройство. — Лично мне все было понятно.
Он проглотил замечание, перехватил ее руку и открыл дверь.
— А мне не только с тобой поговорить требуется, — хмуро сообщил он.
— Никогда! — зашипела Оля, встав перед ним стеной, но разве могла она тягаться с крепким парнем.
Добровольский мертвой хваткой вцепился в ее запястье и потащил к лифту.
— Мне уже давно нужно привыкнуть, что для вас, мажоров, слово «нет» имеет противоположный смысл, — буркнула она, упираясь и теряя силы.
Он снова не ответил. Вытолкал ее на площадке и перед дверью квартиры застыл. Оля скрестила руки на груди.
— Что тебе нужно от нас? — вопрошала она, но натыкалась на глухое молчание.
— Открывай, — потребовал он.
— И не подумаю, — вздернула она подбородок. — Не хватало, чтобы ты растревожил покой моей семьи!
Он прищурился и заиграл желваками.
— Не откроешь сама, я все равно войду, — и уверенно потянулся к звонку.
Оля фыркнула, резко развернулась и вставила ключ в замок. На звук открываемой двери из кухни вышла мама, но слова приветствия застряли в горле, полотенце выпало из ослабевших вмиг пальцев. Мама прижала ладонь к губам, чтобы заглушить крик, увидев сопровождающего дочери.
— Вера Павловна, я прошу. Всего пара минут, — неожиданно мягко и как-то просительно начал Добровольский, отчего глаза Ольги стали похожи на два блюдца.
— Что вам нужно? — сдавленно спросила Вера Павловна.
— Я… — Серега замялся всего на мгновение, затем начал говорить уверенно и четко.
Как показалось Ольге, он вкладывал в слова искренность и раскаяние. С чего бы это? Оля бросилась к маме, подняла полотенце, скрестила руки на груди, да и встала рядом.
— Я знаю, что виноват перед вами и вашей семьей, Вера Павловна. Как знаю и то, что ничего исправить нельзя. Но, тем не менее, хотел бы попросить у вас и у тебя, — бросив на Ольгу короткий взгляд, он продолжил, — прощения. За свое поведение, за свои необдуманные и жестокие слова тогда, два года назад. Если я что-либо могу сделать для вас, только скажите.
Оля переводила ошарашенный взгляд с матери на Добровольского и диву давалась. Какая муха его укусила? Или он снова пьян? Но нет, ни запаха, ни шаткой походки за ним не замечалось. Мама молчала некоторое время, а потом тяжело вздохнула, будто собиралась с силами и севшим голосом сказала:
— Здесь уже никто и ничего не сумеет сделать, Сергей Игоревич. Вы… вы живите. Я же желаю вам никогда не оказаться на нашем месте. И… спасибо, что нашли в себе мужество прийти.
Серега кивнул, почувствовав себя крайне неуютно. И нахмурился, услышав запинающийся голосок Маши из комнаты:
— Ма-ма, Оля при-шла?
— Я иду, солнышко, — Вера Павловна скрылась за дверью.
Добровольский сжал губы, выбросил вперед руку и обхватил пальцами локоть Оли. И прежде чем она успела возмутиться, процедил:
— Выйди на площадку, я тебе лично еще кое-что хочу сказать.
Она подчинилась ему, все еще пребывая в состоянии неверия и легкой прострации. Видно, не так-то легко мажору снять с макушки корону да перед кем-либо извиняться. Интересно, уж не идея ли это Лавра? Не он ли заставил братца заявиться сюда?
Едва только Оля прикрыла дверь, как Серега оперся ладонью о стену у плеча Ольги, тем самым зажимая ее в угол. Он молчал и сверлил взглядом ее лицо, и было не понятно, то ли он возненавидел её всеми фибрами души, то ли маялся чем потруднее.
— Я слушаю, — нарушила молчание Оля, глядя мажору в глаза.
— Я за брата пришел просить…
— С ним что-то случилось? — сорвался неосторожный вопрос.
Серега криво усмехнулся.
— Это ты мне скажи.
Она непонимающе вытаращилась на Добровольского.
— Зачем ты здесь на самом деле? Он тебя сюда отправил? — спросила девушка.
— Нет, меня никто никуда не отправлял. А ты… насчет Лавра не горячись и сделай уже что-нибудь. Верни мне моего брата — веселого и живого. Не знаю, что там между вами происходит, но Лавр выгорает без тебя, Медведева. На привидение стал похож. Да и ты, — он окинул ее оценивающим взглядом, — выглядишь не лучше. Взрослые люди как никак, поговорите нормально. И хватит уже бегать друг от друга.
Оля забыла, как дышать. Что за день сегодня?
— Да ты ли это говоришь, Добровольский? — только и слетело с ее губ.
— Представь себе — да, — хмыкнул он. — В общем, я всё сказал. Пока.
Он опустил свою руку и быстро метнулся в сторону лифта. Оля, прогоняя непрошеные слезы, кусала свои губы. Добровольский скрылся в кабине, а девушка осталась стоять на площадке. «Лавр выгорает без тебя». Слова Сереги вонзились в ее и без того израненную душу и ноющее сердце. Она покачала головой. Если выгорает, если он прав, что ж не ищет с ней встреч?!
Что-то слишком много сегодня на нее навалилось. Несмотря на тяжелый камень в груди и безумное желание позвонить Артёму, Оля упрямо мотнула головой и начала собираться на работу в клуб. И как бы там ни было, эту смену она к своему безмерному удивлению отработала в несколько приподнятом настроении. Уже одно то, что Лавр и не женится, и не спорил на нее, и товарищам небезразлична его судьба, несказанно радовало. И впервые за недели, прошедшие с того злополучного вечера, Оля немного воспрянула духом. На протяжении всей смены на губах ее цвела слегка рассеянная, а не вымученная улыбка.
— А вы уверены, что не ошиблись? — Оля недоуменно вытаращилась на администратора в детском центре, где занималась Маша.
Серьезная девушка Виктория в строгом костюме еще раз внимательно всмотрелась в монитор и вежливо улыбнулась:
— Нет, всё верно, Ольга Анатольевна. Оплата за двенадцать месяцев вперед.
— Не поняла, — вырвалось у Оли, и челюсть ее отвалилась. Оплата на год вперед? Откуда? У мамы зарплата только через неделю.
— Вы можете подождать, мне нужно позвонить, — промямлила Оля, отошла от стойки и набрала номер мамы. — Мамочка, привет. Ты что-нибудь знаешь об оплате услуг центра?
— Привет, Оля. Мы же с тобой договаривались, что часть ты платишь сегодня, а через неделю — я. Что-то поменялось? Они снова предложили расширить терапию?
— Что? — ступор Ольги нарастал. Мыслительный процесс шел очень туго. Расширить терапию? С чего бы вдруг? — Э-э… мама, я перезвоню, когда разберусь. Они там чего-то напутали, наверное.