Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова

— Я не собираюсь, но мне нужно ее… спасти… Понимаешь?

— Понимаю, — согласился Баширов.

— Я… должна поехать.

Если он скажет, что я ничего не должна, у нас ничего иникогда не выйдет, стремительно загадала Лера. Я не смогу. И он не сможет тоже.

— Сейчас вместе поедем, — буднично сказал великий олигарх. —Одевайся.

* * *

— Разработка не на мужа! На второго!

— Вот вам и основание, — все тем же добрым голосом сказал онМелиссе. — Так что задержим мы его, задержим, не волнуйтесь! Рассказывайте, рассказывайте!

— Вы хоть скажите нам, кто он такой, чтобы мы сразу поняли,о ком идет речь, — подал голос Боря Крюков. — Вы же сказали, что не могли егоузнать, а потом узнали, когда он вам по голове дал.

— Узнала, — сказала Мелисса. — Я потому и кричать не могла.Это свой человек, понимаете? Ну, вот если бы господин подполковник вдругувидел, что это вы собираетесь его зарезать, Боря.

— Я?! — поразился Боря. — Зарезать товарища подполковника?!

— Да она для примера говорит, для примера!

— Не собираюсь я его резать, вот те крест святой, — истарший лейтенант размашисто перекрестился.

И все трое улыбнулись друг другу.

Они хорошие мужики, вдруг поняла Мелисса. Они отличныемужики. Они устали, ночь, у них работа тяжелая, но они слушают меня, утешаютменя и готовы разбираться в ситуации хоть до утра. Потому что у них такаяработа. Если они играют солдафонов и недотеп, то не потому, что сами такие, апотому, что работа у них такая и жизнь заставляет их так играть.

Василий Артемьев всегда говорил — проще всего оправдыватьожидания. Если постоянно подозревать человека в том, что он подлец, и ждать отнего подлостей, то рано или поздно он непременно станет их делать. Простопотому, что устанет или не захочет доказывать окружающим, что он «не такой».

Если вы хотите видеть в милиции «оборотней в погонах»,солдафонов, грубиянов и невежд — получите и распишитесь! Никто не станет лезтьиз кожи вон, доказывая вам обратное, объясняя, что в милиции, как и в детскомсаду, как в аптеке или гастрономе, работают разные люди, и у них разный подходк делу и разное понимание совести и долга!

Мы помогаем вам, мы работаем в меру своих сил и своегопрофессионализма, и, ей-богу, нам наплевать, что вы при этом о нас думаете!

— А можно мне еще чаю? — Она подняла руку к глазам и пошевелилапальцами, как это делают врачи в кино, когда проверяют, адекватен пациент илинет. — Я уже могу его держать!

— Боря, подсуетись!

Старший лейтенант забрал оба стакана с подстаканниками,вышел в коридор и тут же вернулся, но уже без стаканов.

— Может, водки вам налить? — предложил подполковник.

— Ей нельзя, она беременная, — встрял лейтенант.

— Да ну? — удивился подполковник. — У вас, значит, на вашихтелевизионных высотах тоже такое бывает?

— Какое? — прищурилась Мелисса Синеокова, которой с каждойминутой становилось все лучше и лучше в их компании. Если бы еще добавить к нимВасилия Артемьева, то лучше ничего и не надо! — Что вы имеете в виду?

— Ничего, ничего, — забормотал подполковник, продолжая своюигру, — это я так просто, для сведения!..

— Этот человек был рядом со мной много раз, и я дажепредставить себе не могла…

Тут вдруг широко распахнулась дверь в коридор. Так широко,что ударилась о стену, и портрет Дзержинского, довольно криво приколоченный впростенке, еще больше накренился, поехал и с грохотом свалился на пол.

В распахнувшуюся дверь вошли какие-то люди, довольно много,и Мелисса вдруг вскочила на ноги, когда узнала в этой группе Леру Любанову.

— Добрый вечер, — сказал кто-то из этой группы. — ФСБРоссии. Прошу всех оставаться на своих местах.

— Все не могут на местах, — пробормотал старший лейтенантКрюков. — Вот Феликс Эдмундович, к примеру, упал.

По стеночке он добрался до портрета, поднял его с пола,протер рукавом, сдул невидимые пылинки, пристроил на место и улыбнулся невиннойдетской улыбкой.

— Милка! — закричала Лера и протолкалась вперед. — Милка, тыжива?

И она кинулась к ней, наступила ей на ногу, которую преждеуже основательно отдавил Василий, обняла и припала к ее груди. Мелисса подняларуки, которые все еще слушались не очень, и тоже обняла Леру.

От Леры пахло духами, улицей, кофе и еще чем-то славным,сигаретами, что ли, и этот запах в канцелярском холоде ночного милицейскогокабинета показался Синеоковой самым родным на свете.

— Как хорошо, что ты приехала, — говорила Мелисса, — вотмолодец, что приехала!

Черные Лерины волосы лезли ей в нос, и от этого хотелосьчихать.

— Добрый вечер, — сказал кто-то негромко и безучастно. — Этотвоя подруга?

Лера перестала обниматься с Мелиссой, отступила, сойдя с еемногострадальной ноги, и представила официальным голосом:

— Ахмет, познакомься. Это моя подруга Мила, МелиссаСинеокова. Милка, это… Ахмет Салманович.

— Ахмет, — помедлив, поправил ее высокий мужчина в светломльняном костюме.

Может, из-за костюма, а может, из-за роста — очень высокий,— он показался Мелиссе огромным, как встроенный шкаф. Именно встроенные шкафыбывают от пола до потолка и светлого дерева.

— Здравствуйте.

— Добрый вечер.

Подполковник Гулько и старший лейтенант Крюков смотрели нанего, одинаково приоткрыв рты. На Мелиссу, которая была «знаменитость», они такне смотрели.

Так, по всей видимости, они смотрели бы на инопланетян отрех ногах и двух головах, если бы те вздумали явиться в отделение. Враспахнутых дверях кабинета толпились какие-то люди, а те, которым не досталосьместа в партере, выглядывали из-за спин, и подпихивали впереди стоящих, ивытягивали шеи.

— У вас на голове рана? Сергей, позовите врача, он в моеймашине. — Баширов говорил ровным, негромким, очень уверенным тоном, и всякийшум как по мановению волшебной палочки начал затихать, затихать, и вскоре отшума ничего не осталось, только слышно было, как внизу сипит рация и женскийголос вызывает какого-то «пятого».

— Мне не нужно врача, — сказала Мелисса. — Меня простоударили, но там…

— Видимых повреждений нет, — доложил Баширову старшийлейтенант и на всякий случай стал по стойке «смирно», хоть и был в штатском. —Мы проверили.