Путешествие домой. Автобиография американского йога - Шрила Радханатха Свами

Пусть Господь благословит тебя, мой дорогой отец, и покой осенит твое доброе сердце!

Скоро я расскажу тебе о своих планах, очень скоро.

Ричард,

Вриндаван, Индия,

30 сентября 1971 г.

Матери я написал, чем питаюсь и какую одежду ношу. Также я заверил ее, что чувствую себя прекрасно, и объяснил ей свои поиски смысла жизни. Я благодарил ее за любовь и просил не волноваться обо мне.

Я знал, что они не поймут того, что движет мною. Мои наивные слова наверняка еще больше разбередят их сердца. Но я верил, что Бог знает мои помыслы и обязательно протянет им руку помощи.

Я лежал на крыше ашрама и глядел на вриндаванское небо, усыпанное звездами. Павлины протяжными криками переговаривались друг с другом, и ночные сторожа, охранявшие деревню, громко выкликали имена Бога. Но среди всех ночных звуков был один, к которому я прислушивался с особенным чувством: откуда-то издалека на мягких волнах легкого ветра до меня доплывала мантра Харе Кришна, которую попеременно пели пожилые мужчина и женщина. Каждую ночь их голоса, усиленные динамиком, звучали над Вриндаваном от заката до рассвета. Все эти звуки — перекличка сторожей, крики павлинов, пение пожилой пары — сливались в духовную симфонию, которая заставляла сладко сжиматься мое сердце. Вспомнился старый садху, начертивший кусочком мела слова на обломке грифельной доски. Неужели я действительно схожу с ума по Кришне здесь, в волшебном Вриндаване?

По традиции паломники обходят вокруг святых мест, таких как Вриндаван; это считается актом поклонения Богу. Однажды ночью я, повинуясь какой-то неведомой силе, спустился со своей крыши и отправился в путь по пыльной тропе вокруг Вриндавана. Лунный свет освещал дорогу, и я устремился по ней вдоль реки к лесу. Меня притягивали к себе далекие звуки. Я подошел ближе, и сердце мое забилось. Неужели это та самая мелодия, под которую я, очарованный, засыпал каждую ночь? Мне не терпелось узнать, откуда исходит этот звук. Чем ближе я подходил, тем громче и отчетливей звучала мантра. Да, это была та самая песня. Вскоре я очутился в древнем храме Ханумана, обезьяны, олицетворяющей экстатическую преданность Богу. На полу сидели мужчина и женщина лет семидесяти, одетые в ветхие белые одежды, по виду простые крестьяне. Сидя с полуприкрытыми глазами, они были полностью поглощены пением. Было около часу ночи, и я, присев рядом, стал подпевать уже знакомую мелодию. Позже, прощаясь со мной, они пригласили меня завтра на обед.

На следующий день, в обеденный час, я, свернув с пыльной тропинки, входил в храм Ханумана. Что-то внутри меня подсказывало, что вот-вот должно произойти нечто очень важное. Не прошло и минуты, как ко мне подошел неизвестный индийский юноша лет двадцати пяти и сказал: «Тебя хочет видеть Махараджи, прямо сейчас».

«Меня? — удивился я, ткнув себя в грудь. — Но кто такой Махараджи, и откуда он меня знает?»

«О, ему известно о тебе всё!»

«Будь добр, расскажи, кто такой Махараджи».

«Только не сейчас. Махараджи ждет тебя. Мы поговорим позже».

Взяв меня за руку, он провел меня в залитый солнцем внутренний дворик храма, где на деревянном настиле, скрестив ноги, восседал круглолицый человек, закутанный в выцветший клетчатый плед. Человек блаженно улыбался, и я подошел ближе. Его лицо, поросшее седой щетиной, светилось неземной радостью. Пронзительный взгляд его прищуренных глаз, казалось, проникал в самые потаенные уголки моей души. Это был Ним Кароли Баба. Когда я жил в Гималаях, мне не раз доводилось слышать о нем и его необычайных способностях. Ученики и последователи с любовью называли его «Махараджи».

Когда я вошел, он разговаривал на хинди с несколькими учениками-индусами, которые сидели полукругом подле него на земле. Увидев меня, он заразительно улыбнулся и приветственно кивнул. Подняв указательный палец, он заговорил со мной через переводчика: «В поисках истины ты отказался от богатств и беспечной жизни и, преодолев множество препятствий, пришел в Индию. А сейчас ты путешествуешь в одиночку и плачешь, взывая к Богу, в то время как далеко отсюда оставленная тобой семья плачет о тебе». Он жестом пригласил меня сесть вместе со всеми. «Ничего не бойся, — продолжал он таким серьезным тоном, что брови его сдвинулись, а губы сжались. — Радуйся всем трудностям. Кришна услышал твои молитвы и привел тебя во Вриндаван. Просто повторяй имена Рамы и Кришны — так можно исполнить все свои желания». — «Однако, — он тряхнул головой, — люди предпочитают жить в аду, осуждая друг друга и сражаясь между собой. Никогда не суди других и не позволяй себе проявлять эгоизм».

Казалось, он знает обо мне всё и произносит как раз те самые слова, которые мне необходимо услышать. Я не знал, что делать, — удивляться или восхищаться. «Но почти весь мир попался в эту ловушку, как же мне этого избежать?» — спросил я.

Подмигнув, он улыбнулся: «Люби всех, служи всем и корми всех. Служи, как Хануман, — без эгоизма и жадности. Это ключ к познанию Бога».

Дурачась, как ребенок, он поднес руку ко рту, изображая, будто ест, и пригласил нас отведать освященной пищи.

Мы проследовали в специальный зал для принятия прасада, и я напомнил своему провожатому, что мне не терпится услышать обещанный рассказ о его гуру. Он начал говорить: «Родом я из гималайской деревни по соседству с Нандиталом. С самого детства я полюбил Махараджи». Мы сели рядами на полу. Разносчик поставил перед нами тарелки из листьев и черпаками стал накладывать в них одно за другим замечательные блюда. Мой провожатый был одет в застегнутую на пуговицы до самого низа белую рубаху и такого же цвета штаны. Его черные, вьющиеся волосы были аккуратно расчесаны и умащены маслом. Прочитав короткую молитву, он стал рассказывать о своем учителе: «Наш Махараджи — сиддха-пуруша, человек, достигший совершенства. Мне лично доводилось быть свидетелем того, что ему ведомы прошлое, настоящее и будущее. Он всегда знает, где я нахожусь и чем занят». Он отхлебнул из глиняной чашки ласси, прохладительного напитка из йогурта.

«Я расскажу тебе кое-что еще, — добавил он. — Махараджи может находиться сразу в двух разных местах. Это было документально зафиксировано. Мы знаем, что он может неожиданно появиться или в любой момент исчезнуть. Он непредсказуем. Он то появляется, то исчезает; то отчитывает человека, то вдруг хвалит; то говорит загадками, то изрекает мудрые слова; одному он приказывает отречься от мира, а другому, наоборот, — жениться. Но одно мы знаем наверняка: он всегда выявляет в каждом из нас самое лучшее и делает нас ближе к Богу». Он с гордостью улыбнулся: «Ним Кароли Баба, хоть и серьезный йог, иногда начинает по-детски шалить. Совсем как Хануман».

Мне положили горячую халаву — сладкое блюдо из манки, обжаренной сначала в сливочном масле, а затем доведенной до готовности в сладком сиропе. Зала наполнилась восхитительными ароматами. Пока мы ели халаву, в дверном проеме появился Ним Кароли Баба. Увидев, с каким наслаждением мы обедаем, он расплылся в улыбке. Его радостное настроение тут же передалось и мне. Было ясно, что он сам олицетворяет все то, чему учит: «Любите всех, служите всем и кормите всех». Совсем как Хануман.