Изюм из булки - Виктор Шендерович

— А Минет — это до Зеленограда или после? — уточнил адмирал.

В закрытый клуб во втором часу ночи вошел широко известный в московской тусовке клипмейкер N. — и не один, а с девицей совершенно недвусмысленного вида. На девицу он не смотрел; она шла в метре за его плечом, как радиоуправляемый предмет.

Клипмейкер был не чересчур трезв и весьма печален; махнув спутнице рукой в сторону столика, он сразу направился к стойке бара, чтобы печаль усугубить. Девица осмотрелась и на хороших ногах прошла к указанному месту, где и села, умело продемонстрировав окружающим все достоинства.

Достоинства ограничивались телом — лицо у девицы было совершенно птичье, под стать интеллекту. А в клубе, надо заметить, знали и жену и некоторое количество его девушек — и ко всем относились очень хорошо. Поэтому хозяйка окликнула гостя не без укоризны в голосе.

N., очевидно, и без того сознавал свою вину, потому что, прижав руки к груди, оправдался так:

— Лариса! Не со вкусом плохо — времени нет!

Дело было летом, в конце восьмидесятых. Выйдя из гостиницы в Дубултах, я побрел вдоль по Рижскому взморью и через несколько метров наткнулся на стройное мускулистое тело Бори Н., моего приятеля-журналиста.

Боря, жмурясь, лежал на солнышке, как кот в расцвете возможностей. Усиливая сходство, вокруг него полулежали на песке три молодые женщины. Все они мурлыкали вполне интимно.

— Привет, Боря! — сказал я.

— А, привет… — разлепив глаза, но не подняв головы, ответствовал коллега.

Стайка девушек, вспугнутая мною, полетела к морю.

— Давно приехал? — спросил Боря.

— Да только что.

— Здесь живешь? — мотнув дремотной головой в сторону Дома писателей.

— Ага, — говорю.

— Отлично. Я в тридцать третьем номере, заходи вечерком, девчата будут…

— Да я с женой, — виновато ответил я.

Услышав такое, мой приятель-журналист разлепил глаза и даже приподнялся на локтях.

— Вить! Кто ж в Юрмалу — с женой?..

Моя знакомая, милая молодая женщина, вышла замуж — и рассказывает о своем избраннике. Он и умный, и хороший, но самое замечательное — они все-все понимают одинаково!

— Что, например? — поинтересовался я, заранее завидуя такому совпадению жизненных идеалов.

— Он тоже считает, что мне надо покупать красивые и дорогие вещи!

Обожаю спортивных комментаторов. Великие — иной раз договаривались до великих перлов. Котэ Махарадзе, с мягким обаятельным акцентом, так описал происходящее на поле:

— Гаврилов перекинул мяч через шотландского защитника и овладел им…

…не только велик, свободен и могуч, но и фантастически легок на поворотах. А уж когда существительное становится причастием, жди удивительных вещей!

Жена недавно мечтательно повторила вслед за футбольным комментатором: «Молодой, талантливый, нападающий…»

Про Вадима Жука я уже рассказывал в этой книжке. А еще среди моих друзей есть замечательный фотограф Юрий Лев и великолепная поэтесса Рената Муха. Если вы еще не читали ее дивных маленьких стихов, то вот вам, для знакомства:

Потомки бывают умнее, чем предки,

Но случаи эти сравнительно редки…

Впрочем, история не о стихах, а о том, как мы приехали навестить нашу дочь — семиклассницу, отдыхавшую под Москвой в компании с подружкой.

Подружка сидела на диване с книжкой, а мы делились со своей Валентиной новостями и приветами:

— Тебе передавал привет Жук… — говорила моя жена. — Скоро приедет Лев… У Мухи наконец вышла книжка…

Дочка радостно подпрыгивала, а подружка начала тихонько забиваться в угол, глядя на нас затравленными глазами: она вдруг поняла, что находится одна, без папы и мамы, в компании сумасшедших, которым передают привет жуки; среди людей, к которым собираются приехать львы; в мире, где мухи пишут книжки…

Интересная штука — эмоциональная память!

Маленький пансион в Италии. Ливень застал меня врасплох — бегу забирать купальники и полотенца, сохнущие на лежаках. Немецкая пара, мимо которой бегу обратно, дружелюбно подбадривает:

— Шнель, шнель!

И я вздрагиваю в ужасе, ибо мое знание немецкого пожизненно ограничено фильмами про войну: шнель, хальт, цурюк, хенде хох…

То ли дело итальянский! Как всякий человек, учившийся музыке, в Италии я не пропаду. Вот автобусная остановка, а на ней написано: фермата… Ну, разумеется!

Уже упомянутая в этой книге экскурсовод Лена рассказывала мне на этот счет трогательную историю. В древнем городе, у входа в какой-то музей, столпилось несколько экскурсионных групп. Экскурсоводы на английском, французском и испанском клянут нерасторопность местной администрации, а в сторонке стоит их печальный коллега-итальянец, которому очень хочется общаться, а языка для этого нет.

Итальянец, лишенный возможности общаться, — это трагическое зрелище. Лена видит, как он страдает, но ничем помочь не может. И вдруг вспоминает свое музыкальное детство и говорит ему:

— Molto lentomomento…

«Очень медленно». Так обозначался темп исполнения…

— O, molto lentomomento! — кричит благодарный итальянец, — molto lentomomento!

Лечу из Азербайджана в Россию. В хвосте у туалета курит южный гражданин, меланхолически стряхивает пепел на пол…

Я ему говорю:

— Мужик, не надо тут курить.

— Почему? — искренне удивился он.

— Потому что, — отвечаю, — неделю назад вот так вот покурил один пассажир, и самолет сгорел.

Гражданин напрягся, спрятал сигарету в кулаке и уточнил:

— Баку — Москва?

…безо всяких кавычек. А просто: «Продаются крылья для старого москвича».

Дело было в Штатах. У одного нашего (слабо говорившего по-английски, а по-американски не понимавшего вообще ни слова) прихватило сердце, причем прихватило крепко. Он набрал номер 911, о существовании которого знал по одноименному сериалу — и вскоре действительно приехала «скорая».