Русский всадник в парадигме власти - Бэлла Шапиро

Начало правления Екатерины II было отмечено следованием идеям и идеалам предыдущего правления, но постепенно ценность приобретают новые идеалы. Ими становятся комфорт и удобство, которые предлагала английская мода в последней трети XVIII столетия и которые были более привычны для традиционной маскулинности.

Оглядка на версальскую моду еще не забыта: так, приверженцем изящно-изощренной моды выступал Г. А. Потемкин, который «имел на себе… алый фрак и епанчу из черных кружев, стоющую нескольких тысяч рублей. Всюду, где только на мужском одеянии можно было употребить брилиянты, оные блистали. Шляпа его была оными столько обременена, что трудно стало ему держать иную в руке. Один из адъютантов его должен был сию шляпу за ним носить»[1079]. Не отставал и «бриллиантовый князь» сановник А. Б. Куракин, который носил «глазетовый кафтан, звезды и кресты на шее из крупных солитеров, жемчужный эполет через правое плечо, ажурные кружева на груди и рукавах»[1080] по книге «вроде альбома, где находились образчики материй, из которых были сшиты его великолепные костюмы, и образцы платья; при каждом платье были особенная шпага, пряжки, перстень, табакерка»[1081].

Последние отголоски гендерно-перевернутой моды наблюдались в 1780–1790‐х гг. и сошли на нет к концу столетия. Так, когда «…в 1795 году командир Козловского пехотного полка Иван Бибиков дал своему полку узкие шаровары, полусапожки со шнурками, короткие куртки, вышитые жабо и галстуки с черно-белыми бантами», это воспринималось с иронией и рассматривалось не иначе, как сумасбродство, карикатура[1082].

С началом правления Павла I, «гонителя на всякую роскошь, [который] отменно любил простоту»[1083], личные пристрастия императора в одночасье стали причиной преображения роскошного прежде двора. Петиметры окончательно ушли в прошлое, выступая исключительно как объект сатиры. Основой мужского придворного костюма стала английская модель с ее тяготением к упрощению и минимализму, что выражалось прежде всего сдержанностью в цветовом и декорационном решении. Преимущество окончательно было отдано практичному сукну темных и неярких тонов, зачастую серому во всем его многообразии.

Так версальские моды подготовили особое понимание гендерных границ в культуре XVIII в. Затяжные войны привели к закономерной реакции, которая в мужском придворно-военном костюме проявилась в явном предпочтении условно-женских ярких тонких материй, ажурных отделок, легкомысленных аксессуаров, парфюмерии и грима. Оформление соответствующей идеологии происходит во второй трети столетия. В это время остромодные «гендерно-перевернутые» элементы костюма приобретают роль еще одного визуального кода, указывающего на статус их носителя в придворной иерархии.

Издавна царское конское убранство было призвано подчеркивать своим великолепием величие государя; значение царского выезда предопределяло роскошь его убранства. Художественное оформление царских седельно-сбруйных комплектов соответствовало оформлению царских одежд; взятые вместе, они составляли единый комплекс, представляющий собой визуальный и смысловой код — систему понятий, образов и связанных с ними моделей поведения, раскрывающих не только внешнюю, но и скрытую динамику развития имперской культуры.

Сохранилось описание конного выезда по случаю свадьбы царского шута Ф. Шанского, сыгранной в 1702 г. еще по старомосковскому обряду: «Царь впереди всех ехал на величавом черном коне. Платье на нем было из золотой парчи, самой великолепной… Конь его, в богатейшей упряжи, покрыт был прекрасным золотым чепраком… Величавый вид Государя, чрезвычайно красиво сидевшего на лошади, составлял немалое украшение всего зрелища: всадник поистине был царственный», — восхищался очевидец старорусской эстетикой[1084].

Вместе с петровскими культурными реформами старинные драгоценные ткани с высоким содержанием золота и серебра, прежде всего алтабас и аксамит, выходят из царского и придворного обихода; выходят они и из конского убранства[1085]. Дольше прочих здесь бытовала объярь, которая в допетровское время была одной из самых популярных и престижных тканей. Так, объяринным был чалдар лошади царевича Алексея Петровича «с золотыми и серебряными травами по малиновой земле, обшит кружевом и бахромой из золота и серебра, бахрома подпушена малиновым атласом»[1086].

Заменой старинным тканям в конском убранстве стали технологически близкая объяри парча и ее разновидность глазет (облегченная гладкая парча, сплошь затканная пряденой или плоской золотной уточной нитью). Эти новые ткани, будучи несколько менее эффектными, чем их прототипы, в парадных вещах для большего блеска покрывались эффектным декором: золотным шитьем, расшивкой из металлических бляшек и драгоценных камней. Не только церковное[1087], но и светское шитье становится монументальным и рельефным, напоминающим высокую чеканку.

Показная роскошь в это время полностью соответствовала эстетике времени, когда великолепие одежд многократно умножалось блеском золотосеребряного шитья и позументов, алмазных и золотых перстней, пуговиц и пряжек, изяществом кружевных манжет и галстуков. Роскошь двора выражалась формулой «положение обязывает»; она была не столько знаком безудержного потребления, сколько символом государственной необходимости, подчеркивающим величие власти[1088].