Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Евгения Штольц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему ты не подкладываешь поленья? Он сейчас потухнет, — спросила замерзшая и ничего не понимающая Йева.
— Проверял, куда пойдет дым — в комнату или дымоход.
Уильям подкинул еще веточки сосны, затем сверху крест-накрест несколько дровишек, отчего пламя довольно затрещало.
— Разве у вас в доме был дымоход?
— Нет, конечно. Зато был на постоялом дворе купца Осгода. Я с пару недель там помогал чистить его, пока из Офуртгоса не вернулся отец Линайи.
— И что же случилось?
— Погнал меня в шею, не желая видеть близко у своего дома и на постоялом дворе, — Уилл улыбнулся. — Еще и управителю постоялого двора влетело за то, что меня нанял. Так, Йева, я закончил. Доброй ночи!
Он поднялся с колен, бросил последний, полный грусти взор на раздевающуюся графскую дочь и вышел прочь. Все-таки его сковывало то, что граф обитает по соседству. Тихо прикрыв дверь, он направился в свою комнату, где тоже взялся за растопку камина, и продолжил раздумывать о словах Белого Ворона, одобрившего близость со своей дочерью. Но… Даже факт того, что про их отношения стало известно, связывал Уильяма по рукам и ногам, ложился камнем на его душу.
Горящий камин обдавал лицо и тело волнами жара, а стук капель дождя об оконное стекло медленно, но настойчиво погружал Уильяма в дремоту. Он снял с себя мокрую одежду, расправил ее и повесил сушиться, а сам, надев простые штаны и рубаху, устроился в кресле, в котором, по словам Йевы, любил сидеть сам Гиффард.
Прикрыв глаза, он погладил кончиками пальцев серебряный браслетик, лежащий у него в руке. Воспоминания о матери, ее болезни, том дне на ярмарке и просьбе Линайи — все это казалось таким далеким… Будто случилось это в его давней, почти забытой жизни… Но все же он переживал за всех, кто был ему дорог в том, человеческом прошлом. Переживет ли матушка эту зиму? Справится ли Малик? Легко ли забудет его Линайя? Грохот грома за окном, шелест дождя ввели его в забвение — и он покачивался на волнах воспоминаний, пребывая одновременно и в Вардах, и в замке Брасо-Дэнто.
Раздался одиночный стук, едва различимый.
Вздрогнув, Уильям открыл глаза. Темная дубовая дверь едва скрипнула, медленно отворилась — и свет камина выхватил из мрака белые босые ножки, а также краешек платья, едва закрывающий колени.
«Вериатель?» — в памяти вспыхнул образ кельпи. Но это оказалась Йева. Она проскользнула внутрь. На ней было надето одно нижнее спальное платье, а коричнево-рыжие волосы волнами струились по узеньким плечам. Падая на остренькое личико, свет делал его еще острее, черты — мельче; в глубине ее изумрудных глаз отражались, танцуя, языки пламени.
Уильям поднялся из кресла, подошел к девушке, взял ее маленькие ручки в свои. Пальцами он пригладил ее ладони, чувствуя, как они холодны, будто лед. Опустив глаза и укрыв их за ресницами, Йева сделала неуверенный шаг вперед — и они вдвоем несколько мгновений стояли, замерев и только держась за руки.
Они собирались сделать то, что, казалось, разрешил им Филипп.
Однако говорить можно одно, а подразумевать — совсем другое. Так и граф красиво вышел из положения. Вроде бы разрешил гостю близость со своей дочерью, а вместе с тем обязал его стать самому себе безжалостным судьей. Перепуганной обрядом Йеве тоже пришлось рьяно ловить каждое слетающее с ее губ слово, чтобы оно не опорочило ее или отца в глазах совета. Сейчас любовники глядели друг на друга, пытаясь найти в себе силы, чтобы осознанно перейти ту черту, после которой уже не будет возврата. Наконец Уильям погладил холодную щеку Йевы.
— Замерзла? — Он не узнал свой голос в этом хриплом шепоте.
Кивнув, она накрыла ладонь Уилла своей. После полуночи Уильям встал с кровати, поднял лежавшее на полу одеяло и заботливо укрыл девушку, которая озябла. Стоило бы разбудить ее, чтобы она вернулась в свою комнату, но, согревшись, Йева провалилась в такой глубокий и сладкий сон, что он не решился нарушить ее покой.
В камине еще тлели угли, отдавая остатки своего тепла комнате, когда он решил привести в порядок свой костюм. Тот уже успел высохнуть от жара камина. Раздумывая о том, как лихо изменилась его жизнь и как странно судьба его переплелась с судьбой семьи Тастемара, Уилл и не заметил, как пролетела ночь. За окном продолжал хлестать ливень, обещая сырую, дождливую осень.
* * *
Поутру хмурое небо все еще поливало Брасо-Дэнто дождем; в полумраке казалось, что рассвет случится нескоро. Тем не менее дальняя дверь в коридоре тихо отворилась, и Уильям услышал энергичные шаги графа. Он напряженно замер, переживая, что к нему зайдут, но Филипп прошел мимо, хотя на миг будто и замедлился.
Уильям быстро оделся в высохший наряд, задержал взор на спящей Йеве, затем покинул комнату. Зайдя в кабинет, он обнаружил графа за письменным столом.
— Доброе утро, — поклонился он.
— Доброе, доброе… — задумчиво сказал Филипп и поглядел в сторону окна, по которому монотонно барабанил дождь. — Базил письма еще не принес, так что ждем. А пока садись за стол и расписывай руку — старайся выводить буквы ровнее, — с этими словами он уступил место и переместился на кушетку.
Пока Уильям скрипел вороньим пером и тщательно выписывал буковки одну за другой, едва ли не вывалив от усердия язык, Филипп внимательно рассматривал его.
— Как тебе Брасо-Дэнто? — наконец спросил он негромко.
— Величественен, огромен! Дышит, будто живой человек, да и вообще похож на закованного в доспехи воина из легенд!
— Он не так огромен, как другие, расположенные южнее города. И покажется совсем крохотным в сравнении с далекими южными махинами, лежащими за Черной Найгой. Оттуда и прибыл наш архимаг Зостра.
— А вы много раз там бывали?
— Довелось единожды. В Ор’Ташкайе, где-то лет триста назад… Ор’Ташкай — это преддверие настоящего Юга, пограничный элегийский город.
Уильям оторвался от бумаги:
— Как «единожды»? Вам же почти пятьсот лет!
— С Югом не все так просто, Уильям. — Граф развел руками и, увидев непонимание на лице гостя, вздохнул и продолжил: — Во-первых, на Юг весьма трудно попасть. Наши два континента разделяет широкий залив Черная Найга, а королевства, имеющие к нему выход, пропускают либо с важными