Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945 - Ганс Баур

Я неоднократно читал в газетах, даже находясь в заключении, что Гитлер плевал на ковер, когда впадал в ярость. За многие годы знакомства с Гитлером я ни разу не видел, чтобы он себя вел подобным образом, даже в тех случаях, когда был сильно раздражен. В начале 1945 года его ближайшее окружение стало замечать, что за последние шесть месяцев, то есть после 20 июля, Гитлер постарел по крайней мере лет на десять. У него заметно дрожала правая рука, а фигура стала более сутулой. Я неоднократно замечал, что люди, которые давно не видели Гитлера, приходили в замешательство при новой встрече с ним. Профессор Моррель ничего не мог поделать с явными признаками старения. Многочисленные инъекции витаминов и гормонов не оказывали должного действия. Другой негативный фактор, существенно влиявший на здоровье, заключался в том, что в то время Гитлер по ночам спал всего три-четыре часа.

Во время отсутствия Гитлера в бункере под рейхсканцелярией жили дети. Многих маленьких детей, которых собирали в приютах по всему Берлину, приносили сюда по вечерам, чтобы они могли спокойно поспать в бункере. Когда по вечерам комнаты заполнялись до отказа, в них стояли шум и гам. У каждого мальчика или девочки была своя маленькая кроватка, стакан, зубная щетка и прочие принадлежности. Стены комнат были разукрашены цветными рисунками. Поскольку ситуация в Берлине становилась все хуже и хуже и некоторые больницы сильно пострадали от бомбардировок, это детское убежище вскоре превратилось и в роддом, где на белый свет появилось много детей. Здесь, по крайней мере, они находились в безопасности от бомбежек. Когда Гитлер и его окружение вернулись в 1945 году в Берлин, в рейхсканцелярии произошло много изменений, поскольку ей к тому времени уже был нанесен большой ущерб. Роддом перевели в большой полевой госпиталь, а в апреле там разместили специально переведенный в Берлин отряд эсэсовцев в тысячу человек, которые должны были охранять Гитлера.

Канненберг, который ведал всеми запасами, хранившимися в рейхсканцелярии, особенно переживал за свою святыню – винный погреб. Он перевез оставшиеся запасы в Дрезден. Гитлер возражал против этого, поскольку горючего не хватало и для гораздо более важных перевозок. Даже в марте, когда русские оказались в опасной близости от Берлина, Канненберг ухитрился добыть два грузовика, намереваясь перевезти на них винный запас из Дрездена в Обербайерн. Недалеко от Байройта грузовики были конфискованы для военных нужд. Канненберг яростно протестовал, но его оставили сидящим на обочине дороги вместе с бочонками вина, и ему пришлось искать для них временное хранилище. Он вернулся в Берлин и предстал перед Гитлером, потребовав, чтобы он вмешался в эту историю, но Гитлер не проявил никакого интереса к его словам, заявив, что грузовики конфискованы совершенно правомерно. Было неподходящее время для того, чтобы заниматься поисками безопасного места для винного запаса. Канненберг обратился к Борману, который отнесся к нему с большим сочувствием.

Борман выделил две машины, Канненберг отбыл вместе со своим вином в южном направлении, и больше в Берлине его никто не видел. Я так и не смог выяснить, почему он не вернулся, а остался где-то вместе со своим вином.

В условиях постоянно ухудшавшейся ситуации Геринг докладывал о состоянии военно-воздушных сил каждые два дня. Когда Гитлер упрекал его за очевидные недостатки, он в основном имел в виду, что военно-воздушные силы запаздывают в своем техническом перевооружении, а не ждал от него достижений, которые требуют затрат больших людских и материальных ресурсов. В конечном итоге Геринг подошел ко мне и сказал: «Баур, ты один из самых опытных летчиков. Ты был свидетелем развития авиации от самых ее истоков и вплоть до сегодняшнего дня. Я должен честно признаться, что плохо разбираюсь в современных самолетах и в их возможностях. Новейшие достижения в этой области мне абсолютно неизвестны». Про себя я подумал, что он совершенно прав. Лучше побольше бы летал, а не ездил в роскошных купе специальных поездов.

Наряду с этим я вспомнил первые дни после прихода Гитлера к власти в 1933 году, когда я и Геринг часто летали вместе. В то время он был восторженным почитателем авиации и часто занимал мое место за штурвалом Ju-52. Он даже пытался учиться летать вслепую, ориентируясь только по навигационным приборам. Позднее у Геринга появился личный пилот, капитан Хуке, один из самых опытных летчиков «Люфтханзы». Они облетели вместе с ним всю Германию вдоль и поперек. Несколько раз они летали в плохую погоду, что произвело на Геринга крайне негативное впечатление, и его энтузиазм иссяк. Вскоре он перестал интересоваться новшествами в авиации. Он стал опасаться летать, и этот факт часто отмечали с неодобрением. Так, например, однажды, когда ставка все еще располагалась в Виннице, Геринг прилетел туда из Кракова на четырехмоторном «Кондоре». Возвращаясь назад, он не хотел лететь далее Кракова. Мы указывали ему на то, что погодные условия на всем пути до Берлина прекрасные и в такой замечательный день он может легко преодолеть весь маршрут. Геринг отказался от такого предложения под предлогом того, что в Кракове его ожидает поезд. Нас весьма задевало то обстоятельство, что он старался вообще не заходить в самолеты, но мы старались не показывать виду, что это обижает нас. Мы знали, что он отправился из Кракова в Винницу не на поезде, а на самолете только потому, что поездка на поезде была слишком опасной из-за наличия в том районе большого числа партизан. Поэтому Гитлер приказал, чтобы для передвижения по этому маршруту использовались только самолеты. В течение долгого времени у нас ходила шутка, что Геринг скорее является министром железнодорожного транспорта, чем министром авиации. В те дни, когда русские стояли в пригородах Берлина, «его военно-воздушные силы» никогда не поднимались в воздух, не понеся при этом больших потерь, при этом они безнадежно уступали в численности неприятелю. Ответственное лицо, рейхсмаршал и министр авиации, сам признал, что технические достижения в авиации находятся за пределами его понимания, то есть он безнадежно от них отстал.

Переоборудование Ju-290 для наших нужд началось еще летом 1944 года. Я уже знал некоторые подробности об этом прекрасном самолете, который изначально был предназначен для ведения дальней разведки. У него было четыре мотора, каждый мощностью 1800 лошадиных сил, то есть в общей сложности 7200 лошадиных сил, грузоподъемность доходила до 40 тонн, максимальная дальность полета до 6 тысяч километров, а кроме того, у него было прекрасное вооружение. Его средняя скорость составляла 350 километров в час, но, включив двигатели на полную мощность, он мог развивать и до 500 километров. Кроме летчика, в команду самолета входили бортинженер, радист и десять пулеметчиков, которые обслуживали крупнокалиберные пулеметы (калибра от 1,5 до 2,0 сантиметра). Десять пулеметчиков располагались в хвостовой части самолета, имея весьма широкий сектор обстрела. По сути дела, новый самолет представлял собой «Летающую крепость» и по сравнению с предыдущими моделями являл значительный шаг вперед. По моему мнению, новая модель по всем характеристикам превосходила Ju-52, особенно в простоте управления и по аэродинамическим характеристикам. Начальная тяга у нового самолета была такой же мощной, как и у истребителей. При взлете никто не мог удержаться, стоя на ногах, все скатывались в хвост.