Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов

Ардагаст взглянул ей в глаза:

— Вы все меня Солнцем зовёте. А разве может Солнце утром не вставать? Или вечером не садиться и не идти всю ночь сквозь преисподнее царство?

— Подниму-ка я сейчас своих волков, — хищно ощерился Волх. — Разорвём в клочья всё это ведовское кодло. Пусть наутро разбирается Севера, какой бог их всех покарал.

— Не на богов подумают, а на нас с тобой, — покачал головой Зореславич. — Скажут: испугался Ардагаст святых волхвов и спустил на них волколаков, чтобы осталась Чёрная земля без волшебной защиты.

— Нам Хилиарх рассказывал про царя Александра. Ему тоже советовали напасть на персов ночью, внезапно. А он сказал: «Я не краду побед». И победил днём, хотя они были сильнее, — сказала Ларишка. — Ну а нам нужно победить ночью. — Она обняла за плечи Добряну. — А тебе спасибо, девочка. Оставайся у нас в стане до утра. Завтра тебе Чернобор уже не будет страшен, вот увидишь.

— Ой, не надо, — внезапно засмущалась северянка. — Это же не на Купалу. Меня и так дразнят и царицей, и сарматкой, даже царёвой наложницей. Пусть меня Ясень проводит, а обратно в дом я сама проберусь, меня собаки Черноборовы знают.

Она торопливо вышла. Проводив её взглядом, Зореславич деловито сказал:

— На Медвежью гору со мной пойдёт русальная дружина. На Масленицу ведь тоже рядятся. А ты, князь, со своими волками будешь в засаде возле горы. Следи, чтобы никакая тварь не прорвалась на городище. Остальная рать пусть отдыхает. Незачем воинам зря на чары нарываться. Да и много чести ведунам — всем войском твердыню их медвежью брать.

Месяц-Велес пас звёздные стада по безоблачному тёмному небу. Он пас их ещё в те времена, когда люди не приручили ни овцы, ни коровы, ни даже собаки. Только тогда это были стада диких коней, туров, зубров и иных, забытых уже зверей, на которых охотился человек внизу, на холодных равнинах, безлесных, но обильных травами. Две Великие Медведицы, мать и дочь, бродили тогда по небесной степи, пока однажды не обратились в золоторогих олених и не изгнали Мороз с ледяных равнин, обратив холодную степь в болота, а затем в леса. Сейчас лишь острые рога старейшего из богов заливали небо серебряным светом, а его круглое лицо, мудрое и лукавое, таилось в темноте. Чернели внизу бескрайние леса, сияла белизной долина Десны, алмазами переливался ледяной панцирь священной горы.

Снег ещё не таял, но уже не было жгучего, нещадного холода, не было даже холодного ветерка. Мороз-Чернобог бессилен был удержать в подземном плену свою черноволосую молодую супругу, и торжествующий златоволосый Даждьбог вёл её из тёмных пещер к людям. Всё замерло в ожидании её прихода.

Старейшины Черной земли важно, не спеша сходились к Медвежьей горе. Обледенелый вал, ров и частокол защищали священное городище. Но главной его защитой служили благоговейный страх перед богами и чары жрецов. Поэтому вместо моста ров пересекала напротив ворот широкая насыпь. Тех, кто попытался по ней идти приступом на ворота, понадеявшись лишь на оружие, ждала страшная участь. Из них — скифов, голядинов, сарматов — не возвратился живым ни один.

С внутренней стороны вдоль вала тянулся длинный узкий дом, прозванный Велесовым сараем. В нём не жили — лишь пировали по большим праздникам: на святки, Масленицу и Велик день. В тёплое время праздновали в лесу, у Святого озера. Внутри дома не было ничего, кроме земляных скамей вдоль стен, длинных столов и нескольких очагов. Ворота городка — двойные, крытые высокой крышей — делили дом надвое. Снаружи ворота, называвшиеся Золотыми, были покрыты резьбой и окрашены дорогой бронзовой краской.

По старому обычаю, старейшины венедских сёл шли пировать в правую, южную половину дома, а будинских — в левую, северную. Во многих сёлах, впрочем, будины и венеды жили вперемежку, молодёжь же, выросшая за двадцать лет, вообще предпочитала говорить по-венедски и не очень-то считалась родами. Левую половину называли «пеклом», правую — «раем». Некогда в «раю» сидели южные будины, почитавшие весёлого Рагутиса, в «пекле» — северные, поклонявшиеся мрачному Вельнясу-Чёрту.

Над валом возвышались деревянные фигуры зверей и птиц — медведь, вепрь, лев, змей, ворон, рысь и другие, всего двенадцать. Двенадцатью животными, по числу месяцев, может оборачиваться великий волхв, познавший тайны всех двенадцати богов, владеющих годовым кругом, и немногие из волхвов этого достигают. Над самыми воротами широко раскинул крылья чёрный орёл. На створках Золотых ворот были вырезаны лев и медведь.

Многие из лучших мужей не явились, предчувствуя, что этот полуночный пир добром не кончится. Из остальных немало пришло лишь потому, что не угодить грозному верховному жрецу или непобедимому Солнце-Царю было ещё страшнее. Каркал где-то в лесу ворон, ухал филин, хохотал и свистел леший, и сердца мужей тревожно сжимались, чувствуя: кончается тихая, хоть и опасная лесная жизнь, и грядёт что-то новое, неизвестное, то ли чёрное, как безлунная ночь, то ли светлое, как блеск Колаксаевой чаши.

Старейшины подошли к насыпи. Распахнулись Золотые ворота. Слева, у медведя, стал Чернобор, справа, у льва, — Костена. Рядом с верховным жрецом появился, небрежно поигрывая темляком, Роксаг. Предстоявшее было для него скорее забавой. Если он не должен завладеть Черной землёй, то всё равно останется царём, одним из самых сильных в Сарматии. Он не какой-то бродяга и искатель царств вроде Ардагаста, а царь и сын царя, рождённый от старшей царицы и воспитанный по-царски. Раз уж боги дали ему такое высокое рождение, значит, не случайно ему во всём везёт.

Доброгост уже ступил на насыпь, и тут вдруг Славята опередил его, резко обернулся и, подняв посох, громко, решительно заговорил:

— Ну что, мужи северянские, не надоело выгадывать, перед кем бы согнуться? Эх вы! Солнце праведное пришло в наши дебри, а вы его — испытывать... Словно без того не знаете, каким богам свет даждьбожий неугоден. И кто испытывать велит? Те, кому в пекле место! Вот что: кто хочет Солнце-Царя, пусть идёт за мной на райскую сторону. А кому любы Чернобор с любимцем этим, что уже на ваших жён и дочерей заглядывается, — идите на сторону пекельную!

Костена, задыхаясь от негодования, двинулась на Славяту с поднятыми кулаками.

— Ты что, волхв, чтобы тут распоряжаться? Ты кого это в пекло посылаешь?

— Я бы тебя и подальше послал, кабы не в святом месте.

Старейшины затаили дыхание — заворожит сейчас непокорного главная ведьма, испортит, оборотит невесть кем! Волхвы светлых богов стали протискиваться вперёд. Но самой первой на пути у Костены с кошачьей быстротой встала Лютица. Она не стала колдовать или пускать в ход свои сильные руки, но одного взгляда жёлтых глаз природной ведьмы хватило, чтобы остановить ведьму учёную.

— Кто у тебя за спиной? Там, на воротах? Лютый зверь солнечный! А я — Лютица! Мне к нему и вести людей. А ты иди вон туда, к мужу своему. И только попробуй тронуть кого — я тебя в клочки изорву, хоть в каком обличье! Поняла, медвежья подстилка?

— Иди сюда, Костена, — раздался спокойный, уверенный голос Чернобора. — Кому в Ирий не терпится, скатертью дорога. Только вот куда придут-то?