Мефодий Буслаев. Маг полуночи - Дмитрий Емец

Ничуть не меньше самого саркофага еебеспокоило странное и отрешенное выражение лица Мефодия. Он точно был уже не сней. Его сознание, освободившееся от лабиринта, теперь почти слилось с тем, чтобыло внутри саркофага. С тем, что ждало его долгие тысячелетия.

– Что там, Меф?

– Не знаю, – сонно откликнулсяМефодий.

– Ты знаешь! Ты должен знать, иначесаркофаг не позвал бы тебя! – уверенно сказала Дафна.

– Там… там нечто… Я ничего про него незнаю: я его только чувствую!

– Ты что, даже не знаешь, живое оно илинет?

– Нет. Оно ни мертвое, ни живое… Нидоброе ни злое, ни любопытное ни равнодушное. Оно даже не из другого мира и неиз другого измерения. Оно было здесь, на Срединных землях, всегда, а порой –очень давно – спускалось и в наш мир.

– Почему древние заточили его тут?

– Они… они боялись.

– Боялись его?

– Боялись и его, и за него. И хотели,чтобы оно было найдено, и опасались этого… Все сложно, неопределенно. Онипоклонялись ему долгие тысячелетия и – ни разу не воспользовались им. Они былиочень мудрые и опасались к нему прибегать, потому что в сочетании с мудростьюоно особенно опасно.

– Так что же это за нечто! ЧТО ОНО ТАКОЕ?

Мефодий ответил после большой паузы. Емусложно было определиться, но наконец он понял.

– Это… всесилие, равное богам. Нечто, неимеющее очертаний и своей воли. Одно всесилие, всемогущество, лишенное всехиных окрасов и примесей… Я не знаю толком, как объяснить. Оно может все, но нехочет ничего.

– Как такое может быть? Как оно может неиметь воли? Это же всесилие? – усомнилась Даф.

Буслаев пожал плечами:

– Если задуматься, только так и можетбыть. Всесилие именно потому и всесилие, что оно может все, но не хочет ничего.Оно бесформенное, как океан. У него лишь одно желание – стать чьей-то частью ислужить ему, забавляясь тем, что оно, всесилие, получило наконец свое «я». Апотом, возможно через долгие годы, оставить его и вновь вернуться сюда, в Храм.Но лишь тогда, когда сам хозяин захочет этого, потому что своей воли у негонет.

– И сейчас оно хочет стать твоейчастью? – спросила Дафна.

– Да… Или нет. Но, скорее, все-таки «да».Такое слабое «да», – подумав, сказал Мефодий.

– Слабое? Ты не понимаешь, что такоеслабое «да» того, кто вообще не имеет воли и не в состоянии сказать «да». Эточудовищно сильное «да», – пробормотала Даф.

Теперь свинцовые слезы уже не просто сбегалипо саркофагу. Они текли ручьем. Но странно – саркофаг не таял, хотя под ним наплитах натекла уже целая свинцовая лужа. Лишь в одном месте, в боку по самомуцентру, в саркофаге открылось вдруг отверстие правильной круглой формы, чем-топохожее на скважину для древнего ключа.

Дафна забеспокоилась. Она вспомнила внезапно освоей миссии. О том, что не должна позволить Мефодию получить то, что можетпослужить мраку. «А что, если…» – мелькнула у нее мысль.

– А ко мне оно пошло бы? – спросилаДаф, решив воспользоваться все тем же странным, прозорливо-отрешеннымсостоянием Мефодия.

Мальчишка повернулся к ней. Его зрачкииспускали мертвенный лунный свет.

– Нет. Ты ему не нужна. И к тебе оно быне пошло. От тебя ему нужно другое. Твой рог. Рог холода. Только он сможетостудить саркофаг, – сказал он глухо, будто голосом его говорил кто-тоеще.

– Я не дам ему рога!

– От тебя ничего уже не зависит. Путьрога закончится здесь. Отсюда этому артефакту уже не выйти… – сказалМефодий и властно протянул руку ладонью вверх, как это некогда делал Арей.

Даф ощутила, как рог Минотавра против ее волиустремляется вперед. Она попыталась удержать его, но ее лишь обожгло холодом.Даф поняла, что если не отпустит рог – тот затянет ее в раскаленное чревосаркофага вслед за собой.

Нет, рог Минотавра не был артефактом света. Ониспользовал ее с самой первой минуты, когда она увидела его в хранилище ДомаСветлейших. Она была нужна рогу лишь для того, чтобы доставить его сюда, вдальнюю комнату Храма.

Даф разжала ладонь, уступая. Рог скользнул вкруглое отверстие в боку саркофага, раскаленного и плачущего свинцом, и вошелтуда почти целиком. Нет, он не повернулся – это был ключ иного рода. От рога вовсе стороны пошли волны холода. Он таял, как сосулька, и, истаивая, отдавалсвой холод саркофагу.

– Теперь… сделай это теперь! –сказала Дафна, сама не понимая, зачем говорит это и ее ли это голос.

Мефодий протянул руку и коснулся саркофага.Ему потребовалось лишь короткое, почти неуловимое касание. Пальцы обожглохолодом и жаром, а потом всесилие, жившее в саркофаге, просто вошло в него.

Даф, напряженно смотревшая на Мефодия, необнаружила в нем никаких особенных изменений. Это был все тот же Мефодий… илине тот?

– Ты что-нибудь чувствуешь? Что-нибудьособенное? – спросила она.

Мефодий долго молчал, прислушиваясь к себе,нашаривая слова.

– Нет. Пока нет. Оно затаилось инаблюдает. Или просто не пришло еще время для его полного пробуждения. Но язнаю, что мы должны уходить отсюда. Здесь нам больше нечего делать.

Назад через лабиринт Мефодий шел спокойно,широкими шагами, не думая о плитах и не всматриваясь в лунную дорогу. Он ощутилвдруг, что лабиринт, расставшийся со своей тайной, уже не страшен им.

* * *

Когда они вышли наружу, Храм Вечного Ристалищауже не показался им таким огромным. Правда, они почти и не оглядывались. Вскорезоркая Дафна увидела впереди чей-то силуэт. Они подошли ближе и узнали Арея. Нащеке у него запеклась кровь. Рядом с Ареем на земле сидел горбун Лигул и трясголовой. На лбу у Лигула был заметен след от удара мечом плашмя. Доспехигорбуна выглядели порядком промятыми.

Арей с мрачной улыбкой посмотрел на подошедшуюДаф.

– Разумеется, меня сейчас попытаютсяспросить: «Что здесь произошло?» Этот глуповатый вопросик буквально оттиснут налбу у нашей светлой мадемуазель с черными перьями на крыльях. Не так ли? –спросил мечник.

– Да, – кивнула Дафна. Отрицатьочевидное было глупее, чем его признать.