Любовник богини - Елена Арсеньева

Однако Василий держался, фехтуя левой рукой и работаявагхнаком — правой, когда какая-нибудь наглая черномазая рожа оказываласьслишком близко. Он мог жалеть только о том, что нет третьей руки, для другойсабельки, однако и одной положил уже немало ворогов, непривычных рубиться слевшой и терявших драгоценные мгновения на то, чтобы перестроиться в маневре.

Ну что ж, как рубаки все эти орущие туземцы и в подметки негодились бонапартовским ветеранам, которые зубами рвали армии союзников наподступах к Парижу и, видя перед собою хитреца-левшу, с усмешкой тожеперебрасывали саблю в левую руку: «Avec plaisir, s`il vous plait, monsier!»[28].

Существовала маленькая разница: там Василий был со товарищи,а здесь — как бык взъяренный, но одинок.

И вот-вот прилетит снизу еще одна чакра, или стрела, иликопье… Он как-то вдруг, внезапно понял, что обречен, а значит, обречена иВаренька, но, вместо того чтобы родить страх в его сердце, эта мысльудесятерила его силы.

Он спустился на ступеньку, еще на две… Вдруг гулко ударилбарабан — и Василий оказался один на лестнице: наступающие отхлынули, и толькотрупы остались на ступеньках.

Они опять сгрудились во тьме, а магараджа вытянулся во весьсвой плюгавенький росточек, вскинул саблю Сиваджи…

— Попался, голубочек! — радостно выдохнул Василий, смахнув спальцев вагхнак. Он уже занес руку, чтобы размахнуться, послать чакру вперед,чтобы смертоубийственное лезвие чиркнуло по горлу этого коварного…

И рука его опустилась.

Какая-то темная волна прошла по телу, окатила егонерассуждающим ужасом. Тоска сжала сердце.

Василий уронил чакру — звон металла по ступенькам показалсяотчаянным далекимзоврм… на который он уже не мог отозваться.

Медленно поднял голову — и пошатнулся. Слабость, внезапноовладевшая им, была так сильна, что он едва не свалился на ступеньки. Да ещечто-то непрестанно било его в грудь, ударяло по голове, толкало, заставлялолечь, лечь, сдаться. Мерные удары барабана заставляли лестницу вздрагивать, иВасилий уже с трудом удерживался на ногах. Еще секунда, и, несмотря на тупую,но сильную, как удары молота, боль в висках, им стало овладевать невыразимоечувство покоя; он смутно осознавал, что лишается чувств.

В глазах его все плыло, но какой-то тусклый красный огонеквнезапно приковал к себе взгляд. Он двоился — и Василий не сразу осознал, чтосмотрит в два красных, алчных глаза. Это были глаза Кали, и под ее взоромВасилию показалось, что он связан, опутан, что его беспомощного влекут назаклание неведомые силы.

И хотя он не мог уже пошевельнуть ни одним пальцем, нипроизнести ни одного звука, он не испытывал ни малейшей боли, не было дажеискры страха в душе: одно только полное затишье всех чувств.

«Неужто это смерть?» — мелькнуло у него в голове, и чей-точужой голос ответил:

«Да, о да, вечная смерть!»

Он поник головой, ощущая, что нет ни сил, ни желанияпротивиться. Он знал, что жизнь еще теплится в его теле, однако не испытывал нималейшего сожаления от того, что этот слабенький огонек скоро погаснет.

Что-то холодное соскальзывало с руки. Латунная рукавицаханды… последняя хитрость — меч… Эти слова больше ничего не значили для него,ничего.

Он сделал еще один неверный, колеблющийся шаг — и в этот мигчто-то пронзило его левое плечо. Василий взревел от боли, качнулся, хватаясь заплечо, словно хотел сорвать тяжелую длань, вцепившуюся в него. Чудилось, боль —рука смерти легла ему на плечо! Сознание вспыхнуло, ожило, мышцы напряглись. Онпонял: в плечо попала стрела или нож. Его убивали сзади, предательски!

Он повернулся, чтобы увидеть лицо этого последнего врага,убийцы, еще более коварного, чем сам магараджа…

Перед ним стоял Нараян.

И он еще успел рвануться к горлу этого предателя, прежде чеммрак овладел всем его существом.

Не бойся, не умрешь — ведь ты рожден

Для жизни долгой… Боль я изгоняю

Заветным словом:

Да придет дыхание.

Сознанье пусть затеплится в тебе!

Прохладное дуновение коснулось лба, и Василий ощутил, чтогрудь его поднимается и в нее входит воздух. Он с болью закашлялся, словно этообыкновенное движение было чем-то забытым, непривычным… грудь, чудилось;замлела, оставаясь так долго каменно неподвижной. Веки его трепетали, желаяподняться, С невероятным усилием, словно приподнимая неимоверную тяжесть,Василий приоткрыл глаза и тотчас зажмурился снова, потому что нестерпимо яркийсвет, заливавший мир, так и хлестнул по ним, выбив жгучие слезы.

Он отвык дышать, отвык видеть. Губы не повиновались —говорить он тоже отвык. И хотя откуда-то знал, что у него должны быть руки иноги, их он тоже не ощущал.

Да воссоединятся телеса!

Да возродятся зрение и сила!

Из забытья, как некогда, восстань!

Так… уже лучше. Тысячами иголочек закололо все тело: этоожила в нем кровь, ринулась делать свое животворящее дело, однако Василийчувствовал, что еще далековато до того, чтобы «из забытья, как некогда,восстать», — слишком долго он пробыл во мраке… в том мраке, который обрушилсяна него, когда стрела Нараяна пронзила ему плечо.

И сейчас словно бы еще одна стрела вонзилась в него — на сейраз в голову. Эта стрела была изумление.