Аракчеев - Владимир Томсинов

В «Правилах о свадьбах», о которых уже шла выше речь, целых шесть статей из двадцати четырех Аракчеев посвятил пьянству. В них запрещалось пить на свадьбах вино и расписывалось, кто и какую ответственность должен нести в тех случаях, когда запрет нарушался.

Все, что Аракчеев успел сделать в Грузинской вотчине и в военных поселениях до Отечественной войны, было еще только началом — первыми опытами. Но в этих опытах уже виднелись контуры той «аракчеевщины», что в последнее десятилетие царствования Александра I выльется в целую административную систему.

Два года, предшествовавшие вторжению наполеоновской армии в Россию, — 1810-й и 1811-й — составили в жизни графа Аракчеева особый период. Никогда не был он так покоен и доволен собой, как в эту пору. И до нее, и после Алексей Андреевич частенько сетовал на собственную судьбу, поругивал чиновную свою участь. В 1805 году он мог, например, в письме к матери назвать свою службу «проклятой» и заявить о ней: «…Я проклинаю, что опять в оную муку попал». В 1810 году в аракчеевских письмах звучали совсем другие нотки — граф был рад своей службе и доволен жизнью. А в летние месяцы названного года, судя по собственным его признаниям, прямо блаженствовал. «Я нынешним летом очень доволен, жил спокойно и много пробыл в Грузине», — писал он 16 сентября И. Т. Сназину.

Для довольства у Аракчеева были все причины. Не прошло и месяца после посещения Грузина Его Величеством, как пожаловала туда Ее Высочество Екатерина Павловна. Граф две недели пребывал в своем имении, ожидая ее приезда. Великая княгиня, писал он 3 июля брату Петру, «изволила 28 числа июня прибыть в Грузино в 4 часа по полудни и пробыла до 12-ти часов ночи и изволила кушать в моем доме и везде гуляла и отменно всем была довольна».

Визиты государя и его любимой сестры к Аракчееву убедительно говорили всем, что граф при царском дворе в чести, что он ценим. Известие о том, что император Александр посетил Грузино, было немедленно распечатано в российских и даже иностранных газетах. Но и сам Алексей Андреевич, польщенный государевым вниманием, спешил сообщить своим знакомым об оказанной ему высочайшей почести. Александр не успел еще покинуть Грузино, а граф уже слал радостное послание министру внутренних дел Осипу Петровичу Козодавлеву. Тот ответил сразу: «Милостивый Государь Граф Алексей Андреевич. Сего утра рано обрадован я был милостивым своеручным письмом вашим. Излишним почитаю я повторять вашему сиятельству уверения мои, что всякое удовольствие и благополучие, с вами случающееся, я принимаю с чувством искренно вам преданного и от всего сердца вас любящего и почитающего человека. Мне остается вам кратко сказать, что очень и очень обрадован был известием о посещении, и столь долгом и важном, какого удостоилось прекрасное село Грузино. Ежели бы сегодняшняя газета не была уже напечатана, то бы я, без сомнения, сего же дня поместил сие известие: в субботу «Северная почта» будет украшена оным»[158].

В октябре 1810 года в Грузино пришло письмо из далекой Франции. Адвокат Е. Бей из города Нюи в Бургони писал Аракчееву: «Я читал в парижской газете, называемой «Монитором», о славном угощении, сделанном Вашим Сиятельством Вашему Государю при возвращении его из Твери в первых числах июня. Сие событие делает большую честь подданному, а равно и Монарху, ибо оказывая Вам свою доверенность, доказывает вместе с оным и отличное к Вам уважение. Из сего видно, что Ваше сиятельство изволит обладать большим имением и что находится у Вас много запасов разного рода вина, воды, ликеров и пр. А посему если Вам нужно выписать все оное из Бургони, как-то: самого первого сорта Фронтиньяк, Лангедокскую водку, оливковое масло, уксус белый и красную горчицу и пр., то получив ваше уведомление, я могу Вам (прислать наперед счет) доставить все оное в будущем феврале до Кенигсберга или морем». Неизвестно, воспользовался ли Алексей Андреевич услугами французского адвоката, но само предложение месье Бея не могло не льстить его тщеславию — он, русский граф, известен и почитаем даже во Франции.

Никогда прежде не получал Аракчеев столь много похвал в свой адрес, как в это время, никогда ранее не читал он о себе таких красивых слов. Мемуары современников и труды историков обыкновенно рисуют нам его в образе человека, всеми презираемого и ненавидимого, во всех уголках России всячески поносимого, так что остается лишь пожалеть его и удивиться, как мог жить он в подобной атмосфере, как нес на себе крест всеобщего проклятия. Но не было в действительности у россиян всеобщей ненависти к Аракчееву. Всегда, во все эпохи его жизни находились вокруг него люди, воздававшие ему хвалу, и часто совершенно искреннюю, — люди, благодарные ему за то, что он для них делал.

Потоком шли к графу в Санкт-Петербург и в Грузино письма — шли со всех уголков России и от самых различных людей: от императора, от великих князей и княгинь, от сановников, генералов, офицеров, купцов и т. д. Сберегавшиеся при жизни графа в Грузино, связки этих посланий к Аракчееву по смерти его нашли пристанище в архивах и оказались таким образом неизвестными публике: мало что было извлечено из них и напечатано для всеобщего прочтения. Между тем письма эти — одно из ярких свидетельств того, что Аракчеев был «не вполне тот, что мерещится нам в журнальных легендах».

Человек раскрывается не только в своих собственных письмах, но и в тех, что адресованы к нему, и раскрывается часто с неожиданной стороны. Многие послания к Аракчееву (особенно с той поры, как вошел он при царском дворе в доверие и силу) были пронизаны лестью. Но не всякая лесть — неправда! Нельзя льстить красиво, говоря заведомую ложь. Льстивые излияния могут быть приятными на вкус лишь тогда, когда в них примешана немалая доля искренних чувств.

Графу Аракчееву льстили красиво и приятно. «Сиятельнейший граф, милостивый государь! — обращался к нему 30 декабря 1809 года издатель журнала «Русский Вестник» С. Н. Глинка. — Два года удостоивали Вы благосклонного воззрения своего «Русский Вестник»: да озарится оный и на будущий год равным щастием! В кратковременную бытность вашу в Москве не смел я беспокоить вас изъявлением личного моего почитания: по деятельности и твердости ваших дел вы приветственны во всех пределах любезного нашего отечества. И так во всякое время и повсеместно все сыны Отечества пред вами благоговеют: в полной мере питается чувствие к вашим деяниям, которые напечатлеются в отечественных наших летописях. При сем осмеливаюсь усерднейше поздравить Ваше сиятельство с наступающим Новым годом: да ниспошлет вам Бог еще многие лета к служению Государю и Отечеству. Правота ваших деяний ручается вам в том, что все русские воссылают равное моление к небесам».

Переписка Аракчеева обнаруживает, сколь многим людям этот мрачный и грубый человек помог устроить так или иначе свою жизнь. Слова благодарности неслись в его адрес со всей России. «Вы ходатай у престола человеколюбивого и великодушного Монарха, вы глаз блестящего правосудием трона», — писал графу перед началом 1810 года некий Василий Любицкий. «При самых воинских трудах никогда не забываю оказанные вашим сиятельством мне милости и благодеяния, что по гроб мой останется в сердце моем запечатлено», — слал Алексею Андреевичу свое благодарение в письме от 9 июня 1810 года храбрый полковник Яков Кульнев, пребывавший в то время на очередной своей войне, на сей раз турецкой. «Милостивый государь, граф Алексей Андреевич! — писал оттуда же 4 июля молодой князь гвардейский подпоручик Александр Сергеевич Меншиков. — Я пользуюсь позволением, данным мне Вашим Сиятельством, чтоб еще возобновить истиннейшую мою благодарность за оказанные мне милости во время вступления моего в военную службу». Из содержания данного письма видно, что граф Аракчеев помог чем-то потомку светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова.