Краткая история Японии - Джон Г. Кайгер

Опоры правительства и оппозиции были, разумеется, в значительной степени региональными. Таким образом, Ито и Ямагата на протяжении всей своей карьеры поддерживали тесные политические связи с родным Тёсю, Сайго — с реакционными элементами в Сацуме, а Итагаки — с либеральными и региональными движениями Тосы. За регионализмом стоял общенациональный комплекс сложившихся местных связей между жителями одного уезда и деревни, одного города и даже городского района. Локальные и региональные связи пронизывали все политические структуры. В частности, они дали жизненно важный первичный импульс движению Дзию менкен ундо, а позднее помогли сформировать нижнюю палату парламента, представительную не только номинально, но и реально.

Идея политической опорной базы имела социальные и классовые, а также географические последствия. Здесь, подчеркнем еще раз, было бы неверно исключать из общей картины правительство и бюрократию. У них имелись значительные группы сторонников среди представителей определенных профессий и в определенных социальных кругах. Однако, немного рискуя эту самую картину упростить, можно все-таки сказать, что против правительства Мэйдзи в то или иное время, в той или иной степени выступали в основном три крупных класса: сидзоку, сельские предприниматели и представители новых деловых и профессиональных городских кругов. Сидзоку можно было найти во всех политических лагерях, от ультраконсервативных до воинствующих радикальных, сельские предприниматели и плательщики земельного налога в целом поддерживали либералов, а городской средний класс склонялся к прогрессивным партиям.

Все эти сословия были многочисленными, разбросанными по всей стране и уверенными в своих силах. Ни одно из них правительство не могло, что называется, выключить из процесса, даже если бы захотело это сделать. Все они были жизненно важны для поддержания политической стабильности тогда и успешного движения к модернизации в будущем. Более того, по крайней мере два этих класса — сидзоку и сельские предприниматели — в эпоху Мэйдзи последовательно укрепляли права, приобретенные во времена сёгуната Токугава, когда они стали местной элитой на уровне княжества и деревни соответственно. Если добавить это в картину фрагментированной и диверсифицированной политической системы до 1868 года, нетрудно убедиться, что взаимоотношения периода Мэйдзи тоже выросли из токугавского плюрализма.

Конституция и идеология кокутай

Создание и действие конституции Мэйдзи нельзя полностью приписывать только плюралистической структуре старого режима — важную роль в этом сыграли также традиционные ценности. В первые годы после реставрации монархии явно не хватало сильной официальной идеологии. В конце концов власть стала настораживать вестернизация страны — заимствование и распространение западных ценностей в области экономики, политики, образования и культуры, временами доходившее до комических и даже вредных крайностей. Положение изменилось в 1880-х годах, и к 1912-му, когда император Мэйдзи скончался, официальная идеология значительно окрепла. Она получила название кокутай и дала политикам и бюрократии действенную философию, которую осознанно пропагандировали школьные учителя и представители интеллигенции, военные и журналисты. Широкие возможности для распространения кокутай предоставляла новая система обязательного начального образования и всеобщей воинской повинности, поскольку с ней знакомился каждый мужчина, призванный в армию.

Термин кокутай подразумевает отличительный характер обычаев и государственного устройства Японии. Самое авторитетное заявление эпохи Мэйдзи о коннотации этого слова можно найти в императорском рескрипте об образовании, выпущенном в 1890 году, — впоследствии этот текст часто зачитывали японским школьникам:

Идеология кокутай, в изложенном выше виде и в том виде, как ее понимали в эпоху Мэйдзи и следующую эпоху Тайсё, была явно консервативной по духу. Вместе с тем ее вряд ли можно назвать идеологией крайнего национализма, соединенного с тоталитаризмом, — этот оттенок она приобрела лишь после 1930 года. Пропагандируемые ценности способствовали общему укреплению национальной солидарности, однако последствия могли быть как положительными, так и отрицательными.

Не все атрибуты кокутай были заимствованы из национального прошлого. Один из самых важных аспектов идеологии — национализм — выдвинулся на первый план во многих передовых государствах XIX–XX веков, Япония же оказалась особенно восприимчива к крайностям национализма. Она оказалась вовлечена, как участница и как жертва, в конкуренцию великих западных держав, а кроме того, перед ней стояла огромная новаторская задача самопреобразования, которая обернулась десятилетиями культурной и расовой изоляции. Стремясь избежать упадка и краха, преследовавших традиционные восточноазиатские цивилизации, Япония старалась подражать Западу, но завоевать его признание не смогла. В этих условиях национализм представлялся высшим оправданием общественного порядка и государственной политики. Экуменические взгляды буддизма и конфуцианства больше не могли смягчить светские убеждения — и то, и другое учение переживало упадок.

Другими важными аспектами кокутай были осмысление государства как иерархически упорядоченной семьи и практика принятия решений путем диалога и консенсуса между ее высокопоставленными членами. Эти две особенности имели гораздо более непосредственную, чем национализм, связь с эпохой сёгуната Токугава, но, как и национализм, после 1868 года нашли окончательное выражение и символ в личности и «должности» императора, особу которого конституция 1889 года полагала священной и неприкосновенной[159].