Музыка ножей - Дэвид Карной

Пасторини изумленно смотрит на Хэнка:

— Ты перед ним что, извинился, что ли?

— Нет. Но поблагодарил.

— За что?

— За то, что он — хороший врач.

— Как трогательно!

Мэдден улыбается:

— А кстати, Пит!

— Чего тебе?

— А ну-ка скажи «шире ширинку».

— Зачем это?

— Ну скажи!

— «Шире ширинку», — говорит Пасторини.

Мэдден снова улыбается:

— Еще раз.

— «Шире ширинку».

Мэдден ухмыляется от уха до уха.

— Офигеть! Эй, Биллингс, — кричит Пит в полуоткрытую дверь, — иди сюда скорее. Я тебе такое покажу!

* * *

На следующий день Коган открывает газету и читает небольшую статью с заголовком «Инспектор по-прежнему хранит молчание». Полстатьи автор опять пережевывает уже давно всем известную информацию о Мэддене — о его увечье, об изнасиловании, дальше идет интервью начальника отдела Хартвика.

«Инспектор — человек скромный, — говорит Джил Хартвик, — однако хранит молчание в этой истории со стрельбой он по иной причине. Мэдден считает, что доктор Коган, а также другие врачи и медсестры больницы Парквью, спасшие жизнь Джиму Пинклоу, и есть настоящие герои. Они и вправду совершили подвиг. А он всего лишь нажал на курок».

Какое-то время Коган и сам верит в то, что сделал хорошее дело. Он знает, что это ощущение скоро пройдет, однако сейчас, пока оно еще тут, он доволен собой, как не был доволен с той самой игры, когда провел лучшую подачу в своей жизни. На последнем курсе университета. В единственном матче, который ему удалось отыграть от начала до конца.

Как-то утром раздается звонок. Больничное начальство интересуется, когда он готов снова приступить к работе. Не готов ли он вообще, а когда.

— В понедельник, наверное, — отвечает Коган. — Если можно, поставьте мне обычный график дежурств.

— Разумеется. Но, может, вам не стоит перенапрягаться в первые несколько недель? Знаете, надо спокойно вработаться, снова включиться в ритм.

Начальница разговаривает с ним скорее как стюардесса, а не как задерганная, вечно недовольная своей зарплатой грымза.

— Да, вы правы. Давайте, пожалуй, оставим на первые пару недель всего три дежурства. А там посмотрим, как дело пойдет.

Вот оно как! Сколько времени он кипел, воображал свое триумфальное возвращение, изводил себя рассуждениями о том, где ему дальше работать. И в одну секунду все это обратилось в пыль от одного-единственного, неправильно сформулированного вопроса и доброжелательного тона бюрократической крысы. «Когда?» Не «хотите ли вы выйти», а «когда».

— Как-то это показалось правильным, — говорит он Кэролин по телефону. Тед звонит ей из своего старого кабинета, в котором ничего не изменилось с момента его увольнения.

— Ну и каково это, снова вернуться к работе? — спрашивает она.

— Самолет тот же самый, только я теперь лечу бизнес-классом. Примерно так.

— Вот она — главная радость в жизни.

* * *

Проходит месяц, потом второй. Вскоре все возвращается на круги своя. Заканчивается август, наступает сентябрь. От Керри ничего не слышно. Коган разочарован немного. Не то чтобы он так уж страстно желал ее увидеть, но ему кажется, что девчонка могла бы и объяснить свое поведение. А заодно извиниться. Мэдден же извинился. Ну, не прямо извинился, но все-таки. Они вместе выпили в «Гусе», и между двумя кружками пива Коган согласился стать помощником тренера в команде «Моури», той самой, в которой играл Чико.

Мэдден считал, что Тед о Керри больше не услышит.

— Ее родители куда-то отослали. Нам не сказали куда. Вроде в какую-то школу с религиозным уклоном.

Оказалось, Мэдден был прав только наполовину.

Джош звонит Теду на работу и сообщает:

— Керри приходила! Часа в четыре. Хотела попрощаться. Выглядит ничего. Она вам посылку оставила. Сказала, что переезжает на восток.

Коган возвращается домой и находит в почтовом ящике перевязанный бечевкой сверток. Внутри записка.

Дорогой доктор Коган!

Надеюсь, у Вас все хорошо. Я читала в газете, что Вы снова работаете в больнице. Рада за Вас! Меня отправляют в частный пансион в Коннектикуте. Отец поднажал на кого-то, и меня приняли прямо с осеннего семестра. Место не суперкрутое, но там здорово. И ребята мне понравились, я с ними познакомилась, когда ездила туда летом. Вы всегда говорили, что Кристен надо учиться на востоке, и в каком-то смысле я последовала Вашему совету.

Я иногда думаю о том, что случилось. На бумаге мне трудно сформулировать свои чувства. Я совсем запуталась. Поэтому предки и решили меня отправить в другую школу — чтобы я могла начать жизнь с чистого листа. Я благодарна Вам за то, что Вы спасли Джима, но, знаете, Вам не пришлось бы его спасать, если бы Вы не переспали с Кристен. Правда, про брата я могу сказать то же самое. Ужасно тяжело, когда не знаешь, кого винить. Особенно если виноваты все сразу. Но я точно знаю, что я видела. Поэтому посылаю Вам диск, который нашли в компьютере Кристен в тот день. Она его для Вас записала, хотя не знаю, собиралась ли она его Вам отдавать. Ниже Вы найдете список треков. Не уверена, что Вы захотите ставить этот диск в операционной, но, по-моему, стоило бы. Вам понравится. Мне, во всяком случае, понравилось.

1. Плач над разбитым экраном. John Mayer.

2. Во всем виноваты индейцы. Modest Mouse.

3. Прости меня. Sinead O’Connor.

4. Хоралы семнадцатилетней. Broken Social Scene.

5. Открой глаза. Snow Patrol.

6. Честно. Zwan.

7. Карты. Yeah, Yeah, Yeahs.

8. Смертельный поцелуй. Lita Ford.

9. Верь мне, Натали. The Killers.

10. Мы станем силуэтами. The Postal Service.

11. Плыви. Modest Mouse.

12. Давай останемся друзьями. Todd Rundgren.

И еще я приложила то, что хотели передать Вам родители Кристен. На днях им наконец отдали дневник. Хранить его дома они не могут — слишком больно. Сначала они хотели его порвать и сжечь, а потом решили отдать его Вам. Прочитайте дневник, и Вы поймете, почему они мне верят. Я знаю, что я видела, доктор Коган, и я никогда этого не забуду.

Искренне Ваша

Керри Пинклоу

7 сентября 2007 года, 7.38

— А, вот ты где! — кричит Кляйн, завидев Когана в кафетерии через пару дней. Время раннее, и народу почти нет. — Старик, ты какой-то неприлично бодрый.