Лучший из лучших - Уилбур Смит

– Ральф, кузен Ральф! Я Виктория, старшая из близнецов…

– Кузен Ральф, мы молили Бога, чтобы вы поскорее добрались до нас.

Салина хлопнула в ладоши.

– В порядке старшинства! – спокойно заявила она.

– Ты всегда, всегда так говоришь, потому что ты самая старшая!

Не обращая внимания на протесты, Салина положила руку на плечо темноволосой девочке и потянула ее вперед.

– Это Кэтрин. Ей четырнадцать.

– С половиной! Почти пятнадцать, – заявила Кэтрин и тут же превратилась в сдержанную, благовоспитанную леди.

Худенькая, с плоской, как у мальчика, грудью, она казалась сильной и гибкой. Нос и щеки усеяны веснушками; губы полные и чувственные; под густыми черными бровями светились смышленые глаза – такие же зеленые, как у Ральфа. Темные волосы были заплетены в косы, уложенные на макушке, оставляя открытыми маленькие заостренные уши, прижатые к голове.

– Ральф, добро пожаловать в Ками, – ровным тоном сказала она и заученно присела в реверансе, придерживая юбку, сшитую из мешков для муки и выкрашенную в грязно-зеленый цвет; на ткани все еще проступали буквы «Мельницы Кейптауна».

Кэти приподнялась и чмокнула Ральфа, оставив влажное пятнышко на губах. Судя по всему, поцелуй считался принятым в семье приветствием. Ральф с дрожью глянул на горящие нетерпением чумазые мордашки близнецов.

– Меня зовут Виктория, я старшая.

– А меня – Элизабет, но, если вы назовете меня малышкой, кузен Ральф, я вас возненавижу!

– Не болтай глупостей, – сказала Салина.

Элизабет бросилась на шею Ральфу, повисла, ухватившись покрепче, и впечатала в губы поцелуй.

– Я пошутила, Ральф. Я буду тебя любить! – страстно прошептала она. – Всегда!

– Меня! – возмущенно завопила Виктория. – Я старше Лиззи, меня сначала поцелуйте!

* * *

Салина шла впереди скользящей походкой, от которой плечи не двигались, а волна бело-золотистых волос лишь слегка колыхалась. Время от времени девушка оборачивалась, чтобы улыбнуться Ральфу, – ничего прекраснее этой улыбки он в жизни не видел.

Близнецы ухватили Ральфа за руки. Они бежали вприпрыжку, чтобы не отставать от него, и без умолку тараторили, выкладывая все, что накопилось за многие недели ожидания приезда кузена. Кэти шла последней, ведя в поводу Тома, – они с первого взгляда пришлись друг другу по душе.

– Ой, какой хорошенький! – воскликнула Кэти, увидев Тома, и поцеловала шелковистую морду.

– У нас нет лошади, – объяснила Виктория. – Папа – служитель Господа, а те, кто служит Господу, слишком бедны, чтобы покупать лошадей.

Они добрели до вершины первого невысокого холма за рекой. Салина остановилась и показала на мелкую впадину впереди:

– Ками!

Все посмотрели на Ральфа, ожидая похвалы.

В гряде гранитных холмов была естественная выемка, где собирались подземные воды, благодаря которым долину покрывала пышная трава.

Точно цыплята под крылом курицы, несколько зданий сгрудились под холмами: аккуратно построенные, крытые желтой травой, с беленными известкой стенами. На крыше самого большого здания гордо возвышался крест.

– Папа и мама построили церковь своими руками. Король Мазила Кася никому не разрешал помогать им, – объяснила Виктория.

– Кто такой король Мазила Кася? – в недоумении спросил Ральф.

– Король Мзиликази, – перевела Салина. – Вики, ты же знаешь, что мама не любит, когда ты дразнишь королей.

Виктория пропустила мимо ушей мягкий упрек старшей сестры и восторженно затрясла руку Ральфа, показывая на отдаленную фигурку в долине.

– Папочка! – хором закричали близнецы. – Это папочка!

Долговязый мистер Кодрингтон работал возле церкви – в огороде, с геометрической точностью разделенном на участки. Даже когда он выпрямился и посмотрел вверх, его плечи оставались сгорбленными. Увидев гостя, он воткнул лопату в землю и зашагал навстречу.

– Ральф! – Кодрингтон стянул пропитанную потом шляпу, обнажив лысую, как у монаха, макушку, окруженную, точно нимбом, остатками шелковистых волос. Сразу стало ясно, от кого Салина унаследовала роскошные белокурые локоны. Несмотря на сгорбленные плечи, ростом он был не ниже Ральфа. На дочерна загоревшем лице светились бледно-голубые глаза – цвета раскаленного от жары летнего неба. Лысая макушка сверкала, будто отполированная.

– Ральф! – повторил мужчина и, вытерев правую руку о штаны, протянул ее юноше. Улыбка его была спокойной и умиротворенной, как у Салины. Взяв протянутую руку, Ральф понял, что в жизни не встречал такого счастливого и довольного всем человека.

– Я Клинтон Кодрингтон. Надо понимать, я прихожусь вам дядей, хотя, видит Бог, я не настолько стар!

– Сэр, я бы узнал вас где угодно! – сказал Ральф.

– Неужели?

– Я читал книги тетушки Робин и всегда восхищался вашими подвигами на флоте.

– Надо же! – Клинтон покачал головой в притворном ужасе. – Я-то думал, что все это осталось далеко в прошлом!

– Вы были одним из самых знаменитых и храбрых офицеров в Капской эскадре! – В глазах Ральфа сияло мальчишеское обожание кумира.

– Боюсь, что изложение событий под пером тетушки Робин слишком уклонилось от курса.

– Папочка – самый храбрый герой на свете! – упрямо заявила Виктория, отпустила руку Ральфа и бросилась к отцу.

Клинтон Кодрингтон подхватил ее на руки.

– А вы, моя юная леди, наверняка отличаетесь самым непредвзятым мнением во всем Матабелеленде! – рассмеялся он.

Сердце Ральфа вдруг кольнула острая ревность: в этой семье царили любовь и глубокая привязанность, а он был здесь чужим. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного и даже не подозревал, что в его жизни чего-то не хватает.

Салина почувствовала, что Ральф расстроен, и взяла его за руку вместо Виктории.

– Пойдемте, – сказала она. – Мама ждет. А в нашей семье, как вы скоро поймете, Ральф, в таких случаях лучше поспешить.

Они пошли к церкви через засаженный овощами огород.

– Вы, случайно, не привезли никаких семян? – спросил Клинтон. Ральф покачал головой. – Впрочем, откуда вам было знать? – Клинтон с гордостью показал на плоды своих трудов. – Кукуруза, картофель, бобы и помидоры отлично здесь прижились.

– Урожай мы делим так: одну часть жучкам, две – павианам, три – бушбокам, а последнюю – папеньке, – поддразнила Кэти.

– Нельзя обижать Божьи твари! – Клинтон взъерошил темные волосы дочери.

Ральф с удивлением понял, что эти люди все время целуют и ласкают друг друга – он в жизни не видел ничего подобного.

В тенечке возле стены церкви терпеливо сидели на корточках туземцы – человек двадцать мужчин и женщин всех возрастов: от совершенно седого костлявого старика с глазами, затянутыми молочно-белой пленкой тропической офтальмии, до новорожденного младенца, которого мать прижимала к набухшим от молока грудям, а он истошно вопил от невыносимых колик дизентерии.