Война империй. Тайная история борьбы Англии против России - Андрей Медведев

Впрочем, позже Бернс заметит, что Дост насколько «благоразумен и мудр в кабинете и способен командовать на поле боя, настолько же талантлив в искусстве предательства, жестокости, убийства и обмана». Они много и часто общались. Дост Мухаммед спрашивал обо всем. Сколько стран в Европе, как они выстраивают отношения, какие в Англии законы, как собирают налоги, как призывают в армию. Он даже предложил Бернсу, который пояснил, что он вообще-то является офицером Компании, возглавить афганские войска. Англичанин отказался. Еще афганский владыка поинтересовался, не понадобится ли англичанам его помощь, чтобы свергнуть Ранджит Сингха. Если вдруг надо, то афганцы готовы. В том, что они вполне способны при случае и ограбить, и разгромить, никто не сомневался. За 75 лет до этого многотысячное афганское войско перешло Хайберский перевал, налетело на Дели, афганцы ограбили все, что можно, и утащили все сокровища, которые нашли. Для англичан, кончено же, было не выгодно, чтобы Афганистан воевал против Пенджаба, или наоборот. Самое лучшее, чего могли желать в Лондоне и Калькутте, — это держать оба государства под относительным контролем и использовать оба в качестве буфера против возможного русского вторжения, о котором русские и не помышляли.

После нескольких недель в Кабуле экспедиция отправилась на север, в Бухару. Разведчики, конечно, не могли не думать о том, что идут путем Муркрофта, погибшего за семь лет до этого. Когда они добрались до города Балха, то решили непременно найти могилы соотечественников. Первой обнаружилась могила Джорджа Требека, на нее указали местные жители, потом, также с их помощью, они смогли найти безымянные могилы Муркрофта и Гутри, похороненных возле городской стены. На их могилах не было ни памятных знаков, ни даже камня с указанием, что здесь кто-то похоронен. Из книги Бернса: «Невозможно было видеть эту мрачную ночную сцену без меланхоличных размышлений. Все участники экспедиции, похороненные в двенадцати милях друг от друга, были небольшим утешением для нас, следовавших той же дорогой и почти по тем же мотивам»[129].

Дальше был путь в Бухару. Чтобы преодолеть его, путники присоединились к большому, хорошо вооруженному каравану. Эти земли формально принадлежали бухарскому эмирату, но фактически на них хозяйничали туркменские бандиты-работорговцы. Когда они приблизились к Бухаре, Бернс отправил от себя письмо кушбеги — первому министру. Он писал, что хочет увидеть легендарные неземные красоты священного города. Письмо было наполнено таким количеством льстивых эпитетов, что кушбеги, названный в письме «столпом ислама», разрешил войти в город. 27 июня 1832 года, через полгода после отъезда из Дели, англичане миновали главные городские ворота. В тот же самый день Бернс посетил дворец эмира, где встретился с кушбеги. Описание встречи стоит того, чтобы привести его почти полностью.

«…Я отправился во дворец один и терялся от изумления при открывшейся предо мною картине, в то время как меня вели по улицам Бухары до цитадели, отстоявшей мили на две от нашей квартиры. Меня тотчас же допустили к министру, или к так называемому кушбеги, т. е. господину всех беков, пожилому человеку, пользующемуся здесь большим влиянием. Он сидел в небольшой комнате, перед которой был двор, и, когда я вошел, попросил меня сесть вне комнаты, на мостовой, и своим ласковым и внимательным обращением совершенно ободрил меня. Жесткое седалище и расстояние, на котором я находился от министра, нисколько меня не огорчали, тем более, что сын его, пришедший во время моего представления, сел еще дальше меня. Я поднес визирю серебряные часы и кашмирскую одежду, которые и привез с этим намерением; но он отказался от того и другого, говоря, что он раб своего государя. Около двух часов он расспрашивал меня о моих собственных делах и о цели, которая привела меня в столь отдаленную страну. Я рассказал ему затверженную повесть о нашем путешествии по направлению к родине и представил паспорт от генерал-губернатора Индии. Министр прочитал его с особенным вниманием. За этим я прибавил, что так как Бухара пользуется громкою славой между всеми восточными городами, то я почти нарочно приехал в Туркестан, чтобы посмотреть ее. «Чем же ты занимаешься?» — спросил министр. Я отвечал, что служу офицером в индийской армии. «Ну так расскажи мне, — сказал он, — что-нибудь такое, что ты знаешь и что видал». Далее он сделал несколько замечаний об обычаях и политике Европы и в особенности России, с которою был хорошо знаком. В ответ на вопросы о нашем багаже я счел нелишним предупредить его о том, что имел при себе октант, и, опасаясь, что нас станут обыскивать, поспешил сказать ему, что возил этот инструмент потому только, что люблю наблюдать звезды и другие небесные тела, представляющие самые привлекательные предметы для изучения. Это объяснение возбудило внимание визиря: он начал торопливо и убедительно просить меня объяснить ему благоприятнейшие сочетания звезд и предсказать цену на зерновой хлеб в будущем году. Я объяснил, что наша астрономия никаких подобных сведений нам не сообщала, и это, по-видимому, очень огорчило его. Вообще он был весьма доволен всем, что я говорил ему о себе, и уверил меня в своем покровительстве, однако же сказал, что на время нашего пребывания в Бухаре он вынужден запретить нам всякое употребление пера и чернил, ибо это могло ввести его государя в недоразумение и, следовательно, повредить нам самим. Потом он говорил, что дорога к Каспийскому морю через Хиву была с прошлого года закрыта и что если мы намерены ехать в Россию, то должны избрать путь или идущий на север от Бухары, или пролегающий через туркманскую степь, ниже Ургенча, к Астрабаду на Каспийском море. Через два дня после этого представления я был снова позван к визирю и нашел его в кругу многих почтенных особ, которым он, по-видимому, хотел показать меня. Тут мне начали задавать такие вопросы, из которых я невольно заключил, что нас подозревают; а визирь даже в шутку сказал мне: «Я полагаю, что ты писал о Бухаре». Я смело отвечал присутствовавшим, что, желая посмотреть свет, я приехал подивиться чудесам Бухары и что, по милости визиря, уже успел осмотреть город и сады, которые находятся за его стенами. Министр был доволен моей откровенностью и объявил мне, что по вечерам он всегда будет рад меня видеть в своем доме.

После этой встречи Александр Бернс смог спокойно ходить по Бухаре и знакомиться с повседневной жизнью города.

«Обыкновенным местом моих вечерних прогулок в Бухаре был Регистан: этим именем названа просторная площадь в городе перед дворцом, стоящим с одной ее стороны. По двум другим сторонам расположены массивные здания — коллегии ученых; а на четвертой бьет фонтан, осененный высокими деревьями. Здесь, вокруг товаров Европы и Азии, разложенных для продажи, собираются праздные люди и охотники до новостей. Чтобы ознакомиться с жителями Бухары, иностранцу стоит только сесть на одну из скамеек Регистана: там он найдет уроженцев Персии, Турции, России, Татарии, Китая, Индии и Кабула, встретит туркманов, калмыков и кайсаков из соседних степей, также и уроженцев земель более плодоносных и увидит всю разницу между утонченными обычаями подданных великого государя и между грубыми нравами кочующих татар. Там представятся ему узбеки из всех областей Мавераннахра, и по их лицам он составит себе понятие о переменах, производимых временем и местом в племенах народов. Жители стран, прилежащих к Коканду, претерпели меньшее изменение; а уроженцы Ургенча, древнего Хорезма удерживают в своих чертах суровость, им одним свойственную: их всегда можно узнать по черным овчинным шапкам около фута высотою. По временам красная борода, серые глаза, белая кожа обратят на себя взоры путешественника, или внимание его привлечет бедный русский, утративший свободу и родину и влачащий здесь бедственную жизнь невольника. Иногда вы заметите в таком же положении китайца, в чалме и с обстриженною косою: он, как и другие пленники, разыгрывает роль мусульманина. Затем следует индус в одежде, столько же не свойственной ему самому, сколько и его отчизне: небольшая четырехугольная шапка и снурок вместо пояса отличают его от магометан и, как объяснит вам каждый мусульманин, предостерегают правоверных от осквернения их обычного приветствия обращением его к идолопоклоннику. Кроме этого, отличить уроженца Индии можно по его уклончивому взору — он старательно избегает всякого сообщения с толпою, сближается только с немногими, находящимися в одинаковых с ним обстоятельствах. Евреи отличаются так же резко, как и индусы. В Бухаре это племя замечательно необыкновенною красотой, и мне не раз случалось встречать в своих прогулках прекрасную Ревекку с густыми локонами, спускавшимися на плечи и придававшими лицу ее еще больше прелести. В Бухаре насчитывается до четырех тысяч евреев, вышедших из Мешхеда в Персии и большею частью занимающихся окрашиванием тканей».