Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров - Питер Акройд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После окончания перемирия Эдуард возобновил военные действия, но кампания зимой 1359 года не принесла решающей победы, о которой он молился, хотя он все еще был в зените славы. Тогда было подписано соглашение 1360 года, по которому Эдуард согласился снять свои притязания на французский трон в обмен на полный суверенитет над Гасконью, Кале, Гиенью, Пуату и Пуатье в Северной Франции.
Черный принц завел свой двор в Бордо, столице герцогства Гиень. Казалось, дела за Ла-Маншем у англичан идут хорошо, но в 1369 году новый французский король Карл V, известный как Карл Мудрый, заявил свои феодальные права на принадлежащие Франции территории. Черный принц отказался ему повиноваться, но все его военное бахвальство оказалось в конце концов бесполезным. Английский принц заболел водянкой и чувствовал себя слишком слабым, чтобы вести свои войска на поле битвы; никаких битв и не было, французский король действовал с помощью набегов, вылазок и внезапных нападений из засады. Это повторное завоевание французских земель втихомолку было чрезвычайно эффективным, и пять лет спустя Карл получил обратно практически все герцогства и провинции, которые были объявлены английскими. Снова заключили перемирие, которое продолжалось до смерти Эдуарда III. Все его военные трофеи, которые потребовали так много крови, страданий и денег, один за другим вернулись обратно к врагу. Остались только Кале и часть Гаскони. Его поход за французской короной был малоэффективным и не достиг цели. Эти постоянные качели — требование и выдвинутое в ответ на него контртребование — показывают тщетность всего конфликта. Его главные последствия, как мы видели, сказались по большей части на жизни самой Англии, где появился независимый парламент и сложилась национальная система налогообложения.
Эдуард Вудсток вернулся в Англию, где медленно увядал в болезнях шесть лет. Ухудшение его состояния только подчеркивало нездоровье самого двора, где отсутствие военных успехов создало атмосферу злобы и подозрений. Стареющий король больше не держал все дела в своих руках, и ходили слухи, что он вступил в любовную связь с Алисой Перрерс. Таким образом, бо́льшая часть обязанностей по управлению королевством перешла к его младшему сыну герцогу Ланкастеру, известному как Джон Гонт. Тем не менее в отличие от своего старшего брата, Джон был не слишком популярен. Считалось, что группа королевских советников использует казну в своих целях. Когда весной 1376 года был созван парламент с целью введения новых налогов, палата общин отказалась продолжать обсуждения, пока некоторые «дурные советники» не будут изгнаны из окружения короля.
Добрый парламент, как его называли, желал «исправить ошибки и недостатки в управлении королевством, если таковые будут обнаружены». Он заявил, что собрался «от имени общины королевства» и обрушился на придворных — взяточников и торговцев, которые вступили в сговор, чтобы присвоить государственные средства. Они были отстранены от должностей и вынуждены предстать перед судом палаты лордов. Несколько человек бежали из страны, остальные были смещены, заключены в тюрьму или лишены собственности. Это было первой проверкой эффективности палаты общин, которая показала себя способной на неожиданные действия, но это событие не говорит о появлении какой-то народной свободы, потому что палата общин с таким же успехом могла отвергать требования крестьян и рабочих. На следующий год она ввела подушный налог, который в равной мере внушал страх и ненависть. Члены парламента были озабочены интересами только своей «общины» королевства.
Черный принц умер во время заседаний Доброго парламента, а его отец скончался годом позже, в 1377-м. Говорили, что Алиса Перрерс сняла все кольца с его пальцев, когда он лежал на смертном одре во дворце Шин, но, возможно, это всего лишь поучительная история. От его славы победителя Франции уже почти ничего не осталось. Эдуард не достиг желаемого, но за время его пятидесятилетнего царствования в самой Англии установилась более согласованная или, по крайней мере, более организованная государственная жизнь.
Еще одно последствие его правления не менее важно. Ранние победы Эдуарда III при Слёйсе и Креси и захват Кале повысили национальное самосознание. Народ могли не волновать притязания Эдуарда на французский трон, но они понимали силу оружия против «чужаков». Новости о битвах читали на рынках и с церковных кафедр, они быстро распространялись по всей стране. Теперь дела в стране вели английские купцы, а не итальянские или немецкие. В порту Гулля, к примеру, в 1275 году английские торговцы шерстью имели всего 4 % экспорта, тогда как в 1330-м в их руках было почти 90 %.
«Я не могу понять всего этого, — замечает один персонаж из „Видения о Петре-пахаре“, — ты должен повторить мне это по-английски». Стоит отметить, что Чосер начал свою поэтическую карьеру при дворе Эдуарда III. Его первые стихи были написаны на придворном французском, но сила родного языка победила литературный консерватизм поэта; теперь Чосер прославлял мощь разговорного и письменного английского как достойного сравнения с классическими языками. В «Троиле и Хризеиде» (Troylus and Chryseide) и в особенности в «Кентерберийских рассказах» он создал или использовал язык, способный на самые великие лирические взлеты и на самые вульгарные комические эффекты. Этот язык уже стал языком Шекспира. За время жизни Чосера английский заменил французский в качестве языка, на котором учили в школе, и за время правления следующего суверена он стал языком двора.
Росла и человеческая изобретательность. Во время правления Эдуарда III в Англии появились первые механические часы. Это не менее значительный признак отхода от феодального, сезонного мира, чем изобретение длинного лука и уменьшение количества сервов. Первое упоминание о лебедке, работающей в порту, относится к 1347 году.
В царствование Эдуарда III в церкви произошло самое большое потрясение с тех времен, когда святой Августин установил превосходство римской церкви над англосаксонской в конце VI века. За следующие 800 лет церковь стала частью системы управления Англией, приняв на себя всю ответственность и все опасности, которые это предполагает. Церковь разбогатела. Она оставалась сильной, а высшее духовенство занимало ведущие посты в администрации короля. Епископы фактически были королевскими служителями, их отбирали и продвигали в сложной иерархии государственной службы; у них были свои армии рыцарей и вассалов, иногда они водили эти армии в битву.
Церковь к тому времени была самым крупным землевладельцем в стране и, таким образом, самым крупным работодателем. В ней все еще можно было обнаружить набожных и посвящающих свою жизнь Господу прелатов, но большинство священнослужителей нашли свой путь к мирской жизни. Епископы и аббаты по большей части жили в богатстве и роскоши. Монахи рангом пониже также жили в комфортабельных условиях, а их повседневные обязанности молиться и изучать науки сменились более привычными псовой или соколиной охотой. Они играли в азартные игры и пили; часто у них даже были женщины, если они не предпочитали им мальчиков.
Светское духовенство, более известное как приходские священники, часто было не слишком образованным. Они могли обрабатывать землю и собирать урожай вместе со своей паствой. Они жили на земле. Без сомнений, многие предлагали своей пастве духовное утешение и с полным тщанием совершали священные таинства, но иные не могли служить хорошим примером. Они открыто жили со своими служанками и пренебрегали своими обязанностями. Такие священники чаще появлялись на рынках и в пивных, чем в своей церкви. Жители Солтэша в Корнуолле, например, жаловались на своего приходского священника декану Виндзорского аббатства. «Он словно глухой, — писали они, — и не может выслушать исповедь, а только ругается с теми, кого исповедует; он раскрывает тайну исповеди, потому что напивается и рассказывает, что ему говорили прихожане… Он торгует таинствами и отказывает в последнем соборовании умирающим, когда его об этом просят».