Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

критически осматривает себя: форма одежды полуспортивная, полупарадная; низ – кеды и трико, верх – выглаженная белая сорочка с узорчатым платком в нагрудном кармане. Уже за воротами – последний штрих: привычным, волнистым движением приглаживает курчавые волосы и легкой трусцой семенит под уклон к околице.

– Эй, Арзо! – кричит вслед соседка-старушка, – ты хоть с горки-то скорость поддай.

– Арзо! – провожает сосед. – На обратном пути для видимости хоть рубаху смочи, вспотел подумаем.

Самбиеву на шутки наплевать, впереди – ответственное мероприятие. Вначале родственники, да и все село, думали, что Арзо, как и его брат Лорса, решил серьезно заняться спортом, но вскоре выяснилось, что сразу за селом, под грушевым деревом пробежка прекращается, и рано пробудившийся спортсмен, совершая вялую гимнастику, будет поджидать Поллу, идущую на прополку сахарной свеклы.

Сегодня Арзо не в духе, ему кажется, что порез осквернил его лицо, даже весь облик. Прислонившись к мощному стволу, он закурил вторую сигарету. Неожиданно из-за поворота появилась телега. Самбиев резко бросил окурок подальше в траву, начал энергичные телодвижения.

– Эй, Арзо! – кричит с телеги односельчанин. – Ты бы лучше мою делянку покосил – и мне польза и тебе зарядка. А так попросту ветер разгоняешь.

– Давай, давай – проваливай! – недовольно ворчит Самбиев, еще усерднее размахивая руками, а про себя думает, как бы не помялась сорочка, и еще хуже – выступит пот.

Наконец, появилась Полла: высокая, стройная, в легком ситцевом платье. При ней Арзо зарядку не делает, помнит ее уколы, становится совсем серьезным, строгим. А Полла вся сияет, не может скрыть светлой улыбки. За две недели летних каникул она посвежела, вновь алой злачностью зацвели края ямочек на упругих девичьих щеках. Легкий платок соскользнул, густая прядь черных, прямых волос ровной массивной волной скатилась на плечи, плотной бахромой легли вдоль рук, груди. Полла освободилась от платка, высоко задрав голову, обнажая белесую шелковистость кожи на тонкой шее и ключице, привычными, неспешными движениями стала заплетать не длинную, но толстую косу.

– Давно ждешь? – последнюю прядь за розовенькие уши уложила она и тронулась в путь.

– Да нет, – ответил Арзо, приспособляясь в такт ее неспешному движению.

Они молча, с серьезностью на лицах прошли немного по пыльной грейдерной дороге, свернули на проселочную колею меж колхозных полей. Над недалеким хребтом взошло солнце, сбоку осветило путников, оставляя в росистом разнотравье обочины, одну продолговатую, уродливую, как их будущая судьба, тень… Дорога чуть свернула, и тень раздвоилась, вновь легкий поворот, и тень слилась, и так она то сходится, то раздваивается, а они все идут и молчат, о чем-то думают, а может, и не думают вовсе… Они счастливы! Вслух ни единого слова о любви, о преданности друг другу, однако это теперь излишне. У Поллы нет прежней гордыни в отношениях с Арзо, она охотно с ним встречается, подробно делится всеми делами и замыслами, абсолютно не скрывает, что дорожит его вниманием, покровительством и опекунством. Правда, ежедневно меж ними возникает небольшой ревностный диалог по поводу писем. Полла упрекает Арзо, что его послания скупы, холодны, полны дежурных фраз и очень редки. Тем же отвечает и он.

– Ну я ведь девушка, – оправдывается Полла. – Я не могу писать, что думаю и о чем переживаю… А ты должен знать, как я на все реагирую… мне очень больно от некоторых твоих писем… Лучше вообще не пиши, чем так едко.

– А что я сделаю? – оправдывается Арзо. – Если ты пишешь, что я гуляю с бухгалтершей, пропадаю в отделе кадров, увиваюсь за секретаршей… Видимо, тебе подружки или мать пишут всякую чушь!

– Только не мать! – отрезает домыслы Полла. – Нана тебя боготворит! Восторгается тобой! Знаешь, как она тебе благодарна?

– Значит твои подружки – дуры.

– Они не дуры. Просто у тебя репутация после доярок…

– Опять доярки?! – вскричал Арзо, жестикулируя. – Я тебя просил забыть об этом. Тем более, что это было давно и неправда.

– Ой, так ли давно? – ироническая улыбка застыла на лице Поллы. – Но я все равно прошу прощения.

– Ты меня оскорбишь, а потом просишь прощения, – как большой ребенок насупился Арзо. – Я ведь не говорю, что все село восклицает: «Интересно, чем там Полла занимается в чужом, далеком городе?»

На месте застыла Байтемирова, в мгновение улыбка улетучилась, лицо сощурилось в гневе, кривая ложбинка пролегла меж искрящихся глаз.

– Арзо… Пусть люди говорят и думают, что угодно, им не запретишь. Но ты так говорить и даже думать не смей… И я тебя умоляю, если хоть доля сомнения вкрадется в твое сознание – просто не подходи. А говорить даже не смей.

– Прости, Полла! Прости! – поменялись они ролями.

– Да в чем мне тебя прощать? – разгладилось лицо девушки, она открыто, доверчиво посмотрела в его глаза. – Арзо, ты так даже думать не смей… А раз зашел такой разговор, скажу раз и навсегда… Обо мне и речи быть не может, и я не потерплю измены от ближнего, – с наивной непосредственностью она вперед устремила подбородок, и сама подалась вслед, думая, что жизнь так и будет идти по ровной, прямой колее.

– Ну, а если твой муж, будущий муж, – догоняя Поллу, мучился вопросом Арзо, не зная, как корректнее сформулировать крамолу. – Ну, допустим, случайно изменит?

– Никаких случайностей, – даже не глянула в его сторону гордая девушка.

– Ну мало ли чего случается?… Вдруг пьяный… или потянет к разнообразию.

– Не потерплю, – жестче стал шаг Поллы, и внезапно на лице ее появилось неведомое доселе Арзо выражение: переплетение женской покорности, услужливости, нежности. – Если хочешь знать, я мужу уделю столько внимания, что он в разнообразиях нуждаться не будет.

У Арзо глаза расширились, рот раскрылся.

– К твоему сведению, я посещаю специальные курсы по искусству европейского и восточного женского обаяния, поведения, приемов…Ой!… Что я говорю?! – огорошилась она, стала на месте, руками закрыла лицо, отвернулась, и Арзо заметил, как даже сзади на шее у нее выступил яркий крап кровяных пятен.

– И когда я смогу ознакомиться с этим искусством? – с насмешкой, но более с мечтой в голосе таинственным полушепотом спросил он.

Стоя спиной, мотая головой, сквозь ладони она молвила: – Что я несу? Что я делаю – боже?!… Сбилась я с толку… Не то говорю, не то… Совсем распоясалась… Совесть утратила… Арзо, не думай плохо. Расслабилась я вконец.

– Перестань, Полла! – голос Самбиева стал опечаленным, заботливым. – О чем ты говоришь?