Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

Хозяин любуется удачным снимком, важно курит, говорит, точнее роняет ленивые реплики в телефон.

– Извините, Албаст Домбаевич, – милый голос секретаря в селекторе,- к вам инспектор ОБХСС, лейтенант Майрбеков.

– Какой инспектор? – небрежно повернул Докуев голову в сторону динамика.

– Ваш зять – Арби Майрбеков.

– А-а-а, – пусть зайдет.

Председатель привстал, панибратски обнял зятя, все еще не отводя от уха трубку.

– Ну ладно, Марина… Ага… Хорошо, что позвонила. У меня люди, извини… Да, я сам позвоню… нет, не забуду… Я ведь так занят… Пока.

Албаст Домбаевич бросил трубку, позевывая, сладко потянулся.

– Ну эти девицы – просто диву даешься! То и разговаривать брезговали, а теперь находят пустячный повод – сами звонят.

– Кто это? – улыбается величию брата жены Майрбеков.

– Да-а, ты даже не поверишь!… Дочь Букаева – Марина.

Улыбка с покрытого оспой лица милиционера не сходит, только восторг заменяется удивлением. Даже брови у Майрбекова полезли вверх.

– Неужели?… Так, может, ты хоть теперь женишься?

– Теперь жениться проблем нет! – с надменной усмешкой скривилось холеное лицо Докуева. – Нынче все красавицы сами в невесты лезут.

– Ну и на ком ты остановился?

– Вот список из двадцати трех претенденток, – на большом листке в два столбика известные в республике фамилии. – Вот эти – матери и сестрам нравятся, а эти – по душе отцу.

– Да-а-а, – вырвалось у зятя. – Ну и тяжко тебе!

– Теперь полегче, – широко улыбнулся Албаст, небрежно бросил потрепанный список на стол, – осталось всего две кандидатуры: Букаева и Ясуева.

– Да-а-а, – вновь вырвалось одобрение у зятя, – оба далеко пойдут.

– Кто оба? – удивился Албаст, недовольно скривилась одна бровь.

– Я об отцах.

– При чем тут отцы? – возмутился председатель, в сердцах потянулся к сигаретам. – Ты видишь – сами звонят?

– Конечно, вижу… Сучки… Вот если бы рожу одной к фигуре другой, то было бы ничего, а так обе обезьяны.

– А ты…, – на полуслове осекся Албаст, и оба вспомнили жену одного и сестру другого.

– Шикарный ты ремонт кабинета сделал, – быстро нашелся и сменил тему разговора Майрбеков. – Вот только не пойму, зачем ты такую грандиозную стройку новой конторы затеял? Ведь ты здесь навечно не останешься?… Расти будешь!

– Надеюсь, – важное выражение вернулось на лицо Докуева. – Просто после себя хороший след надо оставить. К тому же я этот колхоз не отдам. Кого-нибудь назначу вместо себя… Ты знаешь, какое это место? Здесь столько возможностей!

– Ну, а зачем для колхоза такая контора? – не унимался инспектор ОБХСС.

– Что тут не понимать? Параллельно с конторой строится и мой дом в городе. Они в одной смете, – лукавством озарилось лицо председателя. – Теперь понял?

– Ну ты молодец, Албаст! Просто гений!

– Гений, не гений, а свое знать должен… Кстати, ты моим поручением занимаешься?

Вмиг озадачилась физиономия зятя.

– Конечно… Просто пока проблем много. На него доносов нет, а по бумагам – все нормально.

– Как может быть нормально? – вскричал председатель колхоза. – Ты пойми, каждый месяц он подписывает тысячи нарядов, без приписок учетчики жить не могут. Он их покрывает, а ты его за это привлеки.

– Так я не разбираюсь в этом.

– Что значит не разбираешься? – грозой надвинулся Докуев. – Я тебя в офицеры перевел, в ОБХСС устроил, наконец, к себе район притащил, и всего одна просьба – прижать какого-то экономиста – Самбиева… А ты и этого не можешь?!

– Все-все… Я понял. Все сделаю. Чуточку погоди, – стоял в подобострастной позе инспектор.

– Простите, Албаст Домбаевич, – голос секретаря в селекторе. – До собрания полчаса осталось. Айсханов спрашивает, можно ли в кабинет занести стулья?

– Да-да, начинайте, – крикнул Докуев в селектор и, поманив за собой зятя, открыл незаметную дверь за своим креслом. Оба оказались в маленькой, но очень уютной комнате.

– Вот это да! – оглядывался Майрбеков.

– Комната для отдыха, – пояснил Албаст, разбрасывая конечности на роскошном диване. Перед ним на журнальном столике начатая бутылка коньяка «Илли», коробка московских конфет, импортные сигареты, фрукты.- Выпьешь немного?… А мне нельзя. Сейчас из города и района приедут. Выездное атеистическое собрание объединения у меня сегодня… Видимо, и отца, как верного атеиста, притащат… Как мне надоели эти собрания! После этих колхозников в кабинете три дня навозом воняет.

– А ты одеколоном, – предложил милиционер, закусывая шоколадом коньяк.

– Хм, «одеколоном», даже дуст не поможет… Ну ладно, – встал Докуев, выпроваживая зятя. – Мне доклад готовить надо… А ты давай возьмись за Самбиева, и как можно круче. Понял?

– Чего не понять, пригвоздим к стенке, как шелковый будет.

… С получасовым докладом выступал на выездном совещании заведующий отделом агитации и пропаганды обкома КПСС. В качестве наглядного примера семьи атеистов и верных строителей коммунизма показывал отца и сына Докуевых. Говорил, что верность диалектических взглядов Докуевых позволила им стать полноценными гражданами общества.

Следом выступал Албаст, так заговорился, что стал ругать тех, кто ходит на похороны и выполняет религиозный ритуал.

– Так как же людей хоронить? – не выдержал один старик в зале.

– «Как-как», – вошел в раж Докуев. – Вон в городе есть похоронное бюро, туда и обращайтесь.

Зал недовольно загудел. Молодежь в углу захохотала.

– Замолчите! – вскочил Айсханов.

– Товарищи, вы не так поняли, – с места, писклявым голосом, подняв руку, попытался исправить ошибку сына Домба.

После шумного совещания заведующий отделом обкома с восторгом тряс руку председателя колхоза.

– А вы, Албаст Домбаевич, идеологически грамотны! Я поражен, вы – прирожденный оратор и пропагандист… Я доложу первому.

– Спасибо, спасибо, – с улыбкой махал головой Албаст. – Мы ведь коммунисты на деле, а не на словах, как некоторые.

… Понурив головы, расходились по домам пристыженные колхозники.

Приезжие, не спеша еще что-то обсуждая, покуривая, потянулись гуськом к столовой.

* * *

В тесном душном кабинете планового отдела колхоза «Путь коммунизма» два рабочих стола, перекошенный шкаф со справочной литературой, на стенах ржавые потеки с прохудившейся крыши, под плинтусами мышиные ходы. Окно раскрыто настежь, и хотя лето на исходе, в каморке – зной. С раннего утра солнце раскаляет кабинет экономистов, и даже после обеда, когда солнце уходит на другую сторону, духота помещение не покидает.

Самбиев сидит за столом, на конторских счетах подбивает итог многочисленных цифр. В кабинете слышен только треск косточек да отчаянный полет большой черной мухи под потолком. Когда мухе надоедает летать, в кабинете воцаряется покой.

Летом, после обеда, мало кто