Жак де Моле. Великий магистр ордена тамплиеров - Ален Демурже

Оставалось разобраться с сановниками ордена Храма. Правду сказать, речь шла только об очень ограниченном количестве лиц: это были великий магистр Жак де Моле, великий командор Рембо де Каромб и три провинциальных сановника — Жоффруа де Шарне, который до недавнего времени был гардеробмейстером ордена Храма, но предстал перед судом как командор Нормандии, Жоффруа де Гонневиль, командор Аквитании и Пуату, и, наконец, Гуго де Перо, досмотрщик Франции. Прочих арестованных сановников судили на Кипре или в соответствующих провинциях. Итого пять сановников; после 1308 г. уже насчитывалось только четыре — Рембо де Каромб, еще появившийся в Шиноне в августе 1308 г., впоследствии больше не упоминается. Он несомненно скончался в тюрьме.

Итак, четверо выживших сановников провело четыре года в тюрьме, со своего последнего и напрасного появления перед папской комиссией в марте 1310 г. до марта 1314 года. Где? в Жизоре, в королевском замке, ставшем государственной тюрьмой. Ни разу за эти четыре года они не дали о себе знать — то ли не могли, то ли не хотели.

Таким образом, только в 1313 г. папа решился поставить окончательную точку в деле ордена Храма.

22 декабря 1313 г. Климент V назначил комиссию из трех кардиналов, чтобы судить четырех сановников. В ее состав вошли Никола де Фреовиль, Арно д'Ош и Арно Новелли.[625] Итак, папу Жак де Моле не увидит.

Каким было юридическое положение великого магистра и его соратников? Во время Вьеннского собора тамплиеров классифицировали по трем категориям (булла «Considerantes dudum» от 6 мая 1312 г.): те, кто признался и больше не отрекался от своих показаний, те, кто постоянно все отрицал, и те, кто признался, но потом отрекся от своих показаний, сославшись на то, что их от него добились под пыткой. Первым отпустили грехи и освободили их достаточно быстро; вторых приговорили к пожизненному заключению.[626] Судьба третьей категории не уточнялась; но если их рассматривали как повторно впавших в ересь, как это сделал архиепископ Сансский в 1310 г., мерой наказания был костер. А ведь Иоанн Сен-Викторский в кратком описании смерт^ Жака де Моле воспроизводит эти три категории и о третьей пишет так: «Третья категория — те, кто сначала признался, но потом сказал, что солгал по причине жестокой пытки. К ним не относится генеральный магистр, потому что он полностью признал свои заблуждения без пытки».[627] Конечно, великий магистр однажды, в декабре 1307 г., отрекся от своих признаний. Но в Шиноне в августе 1308 г. он вернулся к первым показаниям, и на их основании в качестве последних, потому что папской комиссии он не сказал ничего, его и судили.

Три кардинала выехали в Париж в марте 1314 года. Предоставим слово продолжателю Гильома де Нанжи, который из источников того времени оказывается самым верным:

Великий магистр ордена тамплиеров и трое других тамплиеров […] все четверо открыто и публично признали преступления, в которых их обвиняли, в присутствии архиепископа Сансского [Филиппа де Мариньи] и некоторых других прелатов и знатоков канонического и божественного права, собранных нарочно для этой цели по велению папы епископом Альбанским [Арно д'Ошем. — Перев] и двумя другими кардиналами, каковым было передано мнение совета о подсудимых. Поскольку те настаивали на своих признаниях и, казалось, желают настаивать на них до конца, означенное собрание по зрелом размышлении о мнении означенного совета приговорило их на следующий день после дня святого Григория [понедельник 18 марта], объявив свой приговор публично с паперти Парижской церкви [собора Парижской Богоматери], к пожизненному заключению. Но вдруг, когда кардиналы считали, что дело окончательно завершено, двое тамплиеров, а именно великий магистр заморских земель и великий магистр Нормандии, принялись упорно возражать кардиналу, каковой тогда держал речь, и архиепископу Сансскому и безо всякого почтения вновь отрицать всё, что признавали ранее, вызвав у многих немалое удивление.[628]

Другие хронисты того времени — Иоанн Сен-Викторский, «Большие французские хроники», Бернар Ги — приводят лишь очень короткий рассказ об этом дне, который некоторые из них датируют понедельником после Григорьева дня (то есть 18 марта), а Бернар Ги, более достойный доверия, — понедельником перед Григорьевым днем (то есть 11 марта).[629] Если верить Нанжи, четверо сановников сначала подтвердили свои показания. Можно задаться вопросом, были ли эти новые признания сделаны в тот же день, 11 марта, или скорей днем либо двумя ранее, поскольку посланцы папы приняли меры предосторожности, прежде чем вынести приговор? Если так, может возникнуть также вопрос, заставляли ли кардиналы четверых тамплиеров повторить прежние показания или же довольствовались напоминанием фактов, в ходе которого обвиняемые только молчали, что кардиналы и присутствующие воспринимали как согласие. Понял ли тогда Жак де Моле, что ждать ему больше нечего и лучше промолчать в надежде на мягкое наказание?[630] Или он ожидал, что начнется настоящий процесс, на который он рассчитывал, чтобы заговорить?

Но утром в понедельник 11 марта процесс в правильной и надлежащей форме не начался. Собравшись на паперти собора Парижской Богоматери, присутствующие, как и тамплиеры, выведенные на помост, услышали, как посланные папой кардиналы произнесли свой приговор — пожизненное заключение. Тогда великий магистр возмутился, вслед за ним — Жоффруа де Шарне, а Гуго де Перо и Жоффруа де Гонневиль промолчали. Каждый знал, что делает; каждый знал, что его ждет: великого магистра и Шарне — костер, Перо и Гонневиля — пожизненное заключение.

На эту неожиданную ситуацию, ошеломившую кардиналов, быстрее всех отреагировал король, еще раз показав, что законы он ни во что не ставит. Вернемся к рассказу продолжателя Гильома де Нанжи:

Кардиналы передали их в руки парижского пре-во, присутствовавшего там [королевского агента], лишь с тем, чтобы он охранял их до следующего дня, когда они обстоятельней обсудят их судьбу; едва же дело дошло до ушей короля, пребывавшего тогда в королевском дворце, он посоветовался со своими и, из предосторожности не сказав ничего клирикам, велел предать обоих тамплиеров огню к вечеру того же дня на маленьком островке на Сене, расположенном между королевским садом и церковью братьев-отшельников.[631]