Заклятые пирамиды - Антон Орлов

– Эдмар, смотри!

– Вроде бы на собаку похоже… Ага, летающая собака, совсем как в Артамириде, только без крыльев. Вот так наши бредни становятся явью…

– Ты что несешь?! Это же знаешь кто…

Огромный белоснежный пес опустился на дорогу в нескольких шагах от лекарки и Эдмара. В свете магического шарика его шерсть переливалась алмазными искрами, а в глазах как будто плыли сполохи северного сияния, о котором Зинта читала в книжках.

– Ты!.. – Из его пасти вырвался морозный пар, сверкнули клыки. – Когда свое барахло из моих владений заберешь?

– Добрых вам небесных путей, господин Дохрау, Повелитель Северного Ветра! – поклонившись, чинно промолвила Зинта. – Не бывали мы никогда в ваших краях, ни я, ни мой… моя… – она запнулась, не зная, как отрекомендовать Эдмара – спутником или спутницей, он же все еще в юбке и женском жакете, как «Энга Лифрогед».

– Этот бывал! – свирепо гавкнув, разрешил ее сомнения Великий Пес. – В прошлом рождении, перед тем как ушел из Сонхи. Натащил своего хлама, наворотил несусветного безобразия моржам на смех… Чего уставился? Северный полюс тебе не помойка!

– Я не возражаю, господин Дохрау, но я, к сожалению, ничего об этом не помню, – покладисто произнес Эдмар. – Как вы сами заметили, это было в каком-то там прошлом рождении. Если вы любезно подскажете, что за хлам я натащил в ваши владения, буду признателен.

– Дребедень ваша человеческая – золотая, серебряная, с драгоценными камнями, посудины, монеты, украшения разные. Оно мне нужно?! И еще пятеро злыдней, ни живых, ни мертвых, которых ты заколдовал и тоже всучил мне на хранение. Говорю же, развел помойку на Северном полюсе! Я бы давно уже все это скопом в океан выкинул, моржам на радость, да оно твоими заклятиями запечатано – с места не сдвинешь. А ты уже два года тут болтаешься и до сих пор не сподобился за своим добром явиться. Я тебе кто – сторожевая собака?! Забирай свое барахло по-хорошему! Завтра сможешь?

– Боюсь, что завтра не смогу. Как только появится возможность, так обязательно заберу, при условии, что вы меня ни с кем не перепутали.

– Как же, такого, как ты, с кем-то перепутаешь, морж тебя подери!

Северный Пес махнул громадным белым хвостом, и снежная волна сшибла с ног Зинту с Эдмаром, а когда они избавились от залепившего лица снега, на дороге перед ними уже никого не было. Эдмар был до того потрясен явлением Дохрау и состоявшимся разговором, что подал лекарке руку и помог выбраться из сугроба, забыв о недавней потасовке.

Ветер стих, с темного неба ничего больше не сыпалось. Кое-как отряхнувшись, они побрели дальше. Зинта с тревогой подумала о том, что, если железную дорогу завалило, завтра они из Чарсы не уедут, и не настиг бы их, на свою беду, влюбленный Дирвен… Но если Дохрау умчался обратно в полярные края, снег долго не пролежит, сейчас ведь не зима.

– Зинта, я, оказывается, богатый человек, – таким тоном, словно речь шла о найденном на дне кармана медяке, произнес Эдмар. – Но для того чтобы воспользоваться своим состоянием, мне сначала придется снарядить экспедицию на Северный полюс. Примешь участие?

– Ага, можешь занести меня в список под номером один. Должен же будет кто-нибудь лечить твою экспедицию от простуды.

Ноги по колено проваливались в рыхлый липкий снег, одежда отсырела. Вглядываясь в темень – не видно ли впереди огоньков Чарсы, – Зинта некстати вспомнила о том, как она позапрошлой весной мечтала о приключениях.

Орвехт получил приглашение на беседу с доглядчиками Светлейшей Инквизиции. Ничего из ряда вон выходящего. Общаться с ними ему приходилось не реже чем раз в полгода – как и любому из «ущербных магов», которые способны совершать непростые магические действия в одиночку, без поддержки коллег.

Как обычно, он постарался перевести беспокойство в досаду. Волноваться незачем. Его заслуги перед Ложей велики, он во всех отношениях лоялен… Хотя во всех ли? Когда похищенного из паянской школы юношу признали бесполезным и отправили в Накопитель, сей факт вызвал у него всплеск горькой злости: ни дать ни взять упыри, если называть вещи своими именами.

Но о том, что подавляющее большинство нынешних магов – упыри, ведают лишь посвященные. Нет, Суно не собирался никому об этом рассказывать, он пока из ума не выжил. Если все узнают о том, что представляют собой Накопители, положение дел к лучшему не изменится, а крамолы и разброда в обществе станет больше, что приведет, в свою очередь, к умножению запретов, притеснений и произвола. Это было личное мнение Суно Орвехта, на котором зиждилась его лояльность… Но можно ли в таком случае называть его умонастроение лояльностью?

Он напомнил себе о том, что доглядчики не всеведущи. Проморгали ведь они в свое время Чавдо Мулмонга, мага-мошенника, так до сих пор и не пойманного. Ходили слухи, что Чавдо удрал в южные страны и поживает там припеваючи, выдавая себя то за эмиссара Ложи, то за пророка, то за полномочного представителя Королевского банка. В Ларвезе королевское семейство, давно уже оттертое Светлейшей Ложей от власти, занялось банковским делом, весьма преуспело и лишь благодаря сему обстоятельству до сих пор не утратило своего влияния.

Для Мулмонга не было ничего святого, тем не менее через тенета доглядчиков он каждый раз проскальзывал, как вода сквозь решето. Впрочем… Его интересовали аферы да собственная выгода, на засекреченные ужасы, связанные с Накопителями, ему было наплевать – его дражайшей персоны все это не касалось, поскольку древним магом он не был. Правда, после того, как его заочно приговорили к заточению в Накопитель, его настроение должно было перемениться. Но то теперь, а раньше хоть бы один инквизитор почуял неладное, глядя на лоснящуюся, поперек себя шире, плутовскую рожу Чавдо!

Все правильно, грустно усмехнулся про себя Суно: Мулмонг – жулик, но он всегда был воистину лоялен, ибо ничего не имел против существующего порядка вещей. Он при любом порядке будет как рыба в воде, шныряющая в поисках поживы. Другое дело те, кому хочется что-то изменить, – какими бы они ни были распрекрасными и порядочными, на снисхождение со стороны Светлейшей Инквизиции им рассчитывать нечего.

Орвехт своими крамольными мыслями ни с кем не делился и на самообладание не жаловался, но если что-нибудь мелькнет в глазах в неподходящий момент, наведет на подозрения?

Отправляясь на беседу с доглядчиками, он, как обычно, оставил матушке Сименде крупную сумму денег. Для нее и для Хеледики. На всякий случай.

Залитая ласковым алендийским солнцем комнатенка с пожелтелыми обоями, вытертым ковром травяного цвета, скатанным тюфяком и большими подушками с узорчатой вышивкой по темно-синему и розовому фону. На стене зеркало в медной оправе, с рельефным орнаментом-оберегом, который, по сурийским поверьям, не позволяет душе кануть в таинственную зеркальную бездну. В углу облезлая этажерка, на полках расставлена кое-какая утварь, рядом помятый таз и котомка с одеждой. Нынешнее жилище Зинты.

Из-за двери тянуло запахами вареного риса, лука, специй, цветочных масел, кислого молока, доносились женские и детские голоса. Зинта не знала ни сурийского, ни ларвезийского, и с соседками приходилось объясняться на пальцах. Обычно ее с горем пополам понимали. Правда, ей стоило немалого труда растолковать добрым женщинам, что свои неприлично короткие, с их точки зрения, волосы она предпочитает мыть с мылом, а не умащивать раз в восьмицу простоквашей и ароматическими маслами. С другой стороны, если поглядеть, какие у них у всех толстые и длинные косы – может, не так уж они и не правы… Хотя к запаху этих роскошных черных грив не сразу притерпишься.