Одна среди людей - Анна Сахновская

– Ты не хочешь даже одной ночи? – спросила я, видя перед собой Ивана. Ведь они с Даниилом почти наверняка дальние родственники. Он ответит «нет», я знала, но все равно спросила, будто это могло хоть что-то изменить.

– Раньше хотел, теперь уже нет. Я влюбился в образ, который слишком отличается от реальности. Да, я предполагал, что ты большая грешница, можно сказать, дьяволица, но одна ночь с такой, как ты, стоит тысячи ночей со всеми остальными. Было в моем желании что-то животное и первобытное от альфа-самца, спавшего внутри меня. Никто в офисе не может быть с тобой, а вот я могу, и пусть все тогда утрутся и обзавидуются. Желание обрести твое прекрасное тело вовсе не было любовью, и теперь я это понимаю. Любовь гораздо больше, чем секс. Если мне будет нужна женщина, я заплачу деньги – так честнее. А обманывать и себя, и тебя не хочу. Сейчас я надеялся на отношения не на одну ночь, но, повторюсь, теперь не представляю, как с тобой общаться. Подозреваю, что и этот мой ответ ты знала наперед.

Я покачала головой. Моя помощь оказалась такой простой, не требующей никаких усилий, а результат настолько сильным, что становилось ясно – человек помог себе сам, главное – хотел. Один вопрос сотворил чудо – завел двигатель, а дальше водитель сам направил машину, куда нужно.

– Спасибо за откровенность, это дорогого стоит. Когда закончишь портрет? Этого я точно знать наперед не могу, – не знаю, как, но я смогла улыбнуться, должно быть той самой улыбкой, что так пленит мужчин, потому что Даниил смутился и отвел взгляд.

– Надеюсь, скоро, но меня подводит техника. Не все, что задумал, пока могу воплотить на холсте. Давай напрямую – какими ты видишь наши отношения? – Он не хотел уходить от главной темы разговора, почти как я хотела узнать его историю обретения себя.

– Редкая переписка? А зачем тебе вообще отношения со мной? Я давно одна, слишком давно, чтобы стать хорошей женой, а тебе нужна именно жена, а не девочка на час. Дружить со мной, как ты подметил, невозможно, жить вместе – тоже. Любовь на одну ночь тебе не нужна. Наступит день, и я уеду отсюда, сменю имя, род деятельности, прическу и стиль одежды. Стану просто другой и буду отлично выражать мысли на иностранном языке, сойдя за свою. Наши отношения естественно оборвутся, потому что мужчин из России не будет в сценарии новой жизни. Я буду помнить наш танец, встречи в кафе и баре, разговор на веранде, твой взгляд во время моего выступления и, конечно, эти наши беседы – все навсегда останется со мной и будет жить до тех пор, пока жива я, а это, возможно, продлится вечность. Поэтому я вижу наши отношения как платонические, любовь и страсть в воображении и воспоминаниях, что могут вызвать светлую печаль во время дождя или при виде падающей звезды. Когда-нибудь я отыщу твою могилу, если кладбище к тому времени не сравняют с землей и не построят на его месте новый торговый центр. Положу на могилу цветы и про себя скажу: «Здравствуй, Даниил! Как жаль, что мы не смогли насладиться даже одной ночью. Но ты был прав – со мной сложно. Вернись на Землю своим двойником, и пусть я встречу тебя лет через сто». А если не найду могилу, то пройдусь по местам наших встреч – если повезет, закажу несколько стопок текилы, как ты в баре, попрошу ди-джея поставить ту самую или похожую музыку и станцую белый танец, представляя тебя на месте нового кавалера. Ах да – портрет, нарисованный тобой, всегда будет со мной…

Даниил молчал, усердно изображая полную погруженность в работу. Должно быть, он тронут до глубины души. Но то говорило сердце, не разум. Я бы никогда не простила себе, если бы поступила иначе. Что-то сильное повлекло меня к нему и уже через мгновение наши уста слились в крепком поцелуе. От неожиданности Даниил застыл, и вся инициатива легла на меня. Но, как известно, я из тех, кто всегда ведет, а значит, выигрывает. Наши позы казались мне неестественными в тот момент. Я нагнулась к нему через стол, заваленный красками, а он так и застыл, чуть отклонился в мою сторону. Его робость передалась вдруг и мне, и мы застыли вместе, не в силах разомкнуть губы. Два изваяния, что боялись и притягивались друг к другу. Сердца бились вразнобой, глаза открыты – я не решалась сделать что-либо еще, ибо понимала – второго поцелуя не будет никогда, так пусть этот миг длится как можно дольше, а сладостный обман, который я внушила себе, никогда не кончится. Я знала все наперед, но нырнула в пучину страсти без оглядки. Поцелуй обжигал губы сильнее огня и кислоты. Я растворилась и исчезла, чтобы вновь вернуться обновленной и полной сил для нового витка жизни, который будет другим, но все тем же самым.

Он первым отпрянул от меня. И я ушла, чувствуя, что никогда его больше не увижу.

На следующий день он прислал короткое сообщение:

Друзья по переписке – хорошая идея, я согласен. Мой e-mail ты знаешь.

Илья Кнабенгоф. Диаблеро

Софья всегда была рядом, хоть и незримо. Закончив портрет, я отправил его по почте, на адрес, который она указала – куда-то в Южную Америку. С нашей последней встречи прошел месяц, и я случайно узнал из корпоративной переписки, что еще приходила изредка на мой электронный адрес, что Софья по непонятным причинам уволилась. Во всем винили хедхантеров и нереально завышенные зарплаты – гадали, кто мог ее переманить – то ли государство, то ли крупная международная корпорация. Возможно, она работает в разведке? Читая полушутливую переписку, я невольно улыбался, грустно вздыхая.

Тем временем жизнь обрела новые формы. Скучать и сожалеть о том, что наговорил Софье, что не остановил, когда она уходила, было некогда. После нашего расставания я понял, что мне чертовски не хватало общения – хотелось рисовать в компании друзей где-нибудь на природе и сменить жанр портрета на пейзаж. Воображение создавало идеальные в моем понимании картины – расплывчатые контуры моста сквозь залитое дождем окно, одинокое строение, врезанное в берега маленького ручейка и прогнувшееся под одинокой фигурой человека, стоящего на нем…

Одна из девушек, с которыми я успел познакомиться на курсах, стала особенно мне близка. Ее звали Надя, и у нее было отличное чувство юмора, потрясающая техника живописи и нечто притягательное, помимо миловидного открытого лица. В прошлом она любила зло шутить, подливая спирт в пиво, устраивала маленькие взрывы в школе (когда-то любила химию) и всячески хамила учителям, что не могли найти на нее управу. Но это скорее баловство, детские шалости, за которые тем не менее сейчас стыдно. Главное, что мне в ней понравилось, раскаяние в том, что она упорно ругалась с родителями, которые запрещали ей заниматься то химическими опытами, то рисованием, то разведением собак. Заглянув Наде в глаза, я почувствовал родственную душу и понял, почему она здесь, среди тех, кто нашел пристанище на курсах. После расставания с Софьей я не медлил и минуты, а сразу позвонил, ведь иначе не мог поступить. И пусть помада Софьи была еще на губах, а горечь нашего расставания бередила сердце, приветливый голос Нади оживлял и заставлял думать только о хорошем. Однако будущего с Софьей нет и быть не может, как бы я ни хотел ей помочь, но это выше моих сил.