Наследие войны - Уилбур Смит

лицо водителю. Ндири не видел шины. В этом не было необходимости. Шина лопнула. Пассажир был недоволен задержкой.

Как, впрочем, и Ндири. Он мысленно отметил имя - Могучий Лев, написанное на боку кабины.

Пассажир такси заметил прибытие "Хадсона". Он отвернулся от такси, оставив водителя сидеть на корточках у поврежденного колеса, и пошел к Хадсону, подняв руки по обе стороны и пожимая плечами, как бы говоря: - "Мне жаль, но это не моя вина".

- Я разберусь с этим, сэр, - сказал Мату, выходя из машины.

Ндири расслабился, когда шофер выключил двигатель. Это было неприятно, но не более того. Мату скоро все уладит. Он затянулся сигарой, а Мату направился к такси.

Пассажир продолжал идти к Мату. Он опустил руки. Он сунул руку под куртку. Он вытащил пистолет, и, прежде чем Мату успел среагировать, пассажир выстрелил.

Мату упал на землю. Он не пошевелился.

Ндири поперхнулся табачным дымом. Его защитник был мертв.

- Убирайся отсюда! - крикнул он шоферу. - Шевелись! Шевелись!

Кунгу Кабая даже не взглянул на человека, в которого стрелял. Когда двигатель "Хадсона" закашлялся и снова ожил, он продолжал идти ровным шагом, пока не оказался не более чем в десяти футах от машины, затем он остановился достаточно надолго, чтобы всадить две пули в ближайшую шину. Он увидел, как водитель отпустил руль и уставился на него такими широко раскрытыми глазами, что стали видны белки. Кабайя проигнорировал его.

Он открыл заднюю пассажирскую дверь. Ндири растянулся на заднем сиденье, его пальцы лихорадочно царапали ручку противоположной двери.

- ‘Вождь Ндири,’ сказал Кабайя. - Посмотри на меня.

Его голос был таким повелительным, что Ндири, молясь, чтобы появилась надежда на милосердие, сел.

Кабайя выстрелил в Ндири четыре раза, быстрым огнем в упор, пробив дыру размером с кулак в его груди и убив его мгновенно. Его тело откинулось на спинку сиденья, кровь густым алым пятном растеклась по его любимой кремовой обивке.

Кабайя повернулся к шоферу и сказал: - "У тебя жена и трое детей".

Шофер кивнул.

- Подумай о них сейчас ... Ты ничего не видел. Ты не можешь вспомнить, что произошло. Вот, это поможет тебе с полицией.

Кабайя хлестнул шофера пистолетом по лицу, затем ударил еще раз, сильнее. Шофер откинулся на спинку сиденья, почти без сознания, обхватив голову руками. Между его пальцами сочилась кровь.

Кабайя ушел. Проходя мимо тела Мату, он остановился, оглянулся на машину и увидел, что шофер все еще сгорбился, не обращая внимания ни на что, кроме собственной боли.

- ‘Вставай, - сказал он.

Мату поднялся на ноги, не тронутый. Он отряхнулся и пошел с Кабайей к такси. Гитири уже сидел за рулем с включенным двигателем. Через несколько секунд они снова были в движении.

- ‘Ты хорошо поработал,’ - сказал Кабайя Мату. - Вся твоя информация была точной. Ты сделал то, что тебе было приказано сегодня. К счастью, я плохо стреляю с близкого расстояния. - Он улыбнулся.

- ‘Я дал клятву,’ ответил Мату. - А что еще я мог сделать?

Вангари услышала новость об убийстве своего отца по радио. Осознание того, что он мертв, было достаточно плохо. Но тот факт, что он ушел до того, как у них появилась возможность помириться, еще больше углубил рану. Вангари позвонила своей семье домой из клиники, но ей сказали, что мать не будет с ней разговаривать. У них с Бенджамином не было машины, но она села на автобус до пригорода, где жила ее семья, и прошла милю пешком от ближайшей остановки до их дома.

У ворот ее прогнали. Одна из сотрудниц, которую Вангари знала с детства и которая сама была в слезах, как из-за того, что ее хозяин умер, так и из-за того, что она не могла видеть боль на лице Вангари, сообщила ей: - "Ваша мать приказала, чтобы вас не впускали ... Простите меня, мисс Вангари, мне очень, очень жаль. Но я также должна сказать вам, что вы не будете желанным гостем на похоронах.

Сочетание горя и унижения ошеломило Вангари. Агония сменилась чем-то вроде полубессознательного оцепенения. Когда она, наконец, вернулась в клинику, она едва осознавала, как она туда попала. В отчаянии она позвонила в поместье в Лусиме.

- ‘Бедняжка,’ сказала Гарриет Кортни. - Примите мои глубочайшие соболезнования. И, пожалуйста, не принимайте близко к сердцу поведение вашей матери. Я уверена, что она в шоке. Она не знает, что делает. Она вернется к тебе со временем, я знаю, что вернется.

- Может быть, - сказала Вангари, хотя ни на мгновение не поверила в это. Ее мать была не из тех женщин, которые могут изменить свое мнение о чем-либо. Затем она сказала: "Не могли бы вы передать сообщение Шафран, пожалуйста? Мне бы очень хотелось ее увидеть.

- Я знаю, что она чувствовала бы то же самое. Она будет опустошена, когда услышит об этом. Но, боюсь, ее здесь нет. Они с Герхардом уехали сегодня утром. Они на пути в Южную Африку.

***

- Боже на Небесах! Теперь я знаю, что чувствовал фюрер в те последние дни в бункере! - кричал Конрад фон Меербах, снова и снова расхаживая по гостиной, не обращая внимания на панорамный вид на Индийский океан, открывавшийся за стеклянной стеной сбоку от него. - Мои враги повсюду! Мои друзья покинули меня – друзья, которым я доверял и которых вознаграждал, но они отплатили мне только презрением!

Он был в таком состоянии с тех пор, как вернулся со встречи с Манфредом Де Ла Реем пять дней назад. На следующий день он объявил, что не пойдет на работу. Франческе пришлось позвонить его секретарше и объяснить, что ее муж слег с тяжелым случаем пищевого отравления, в то время как Конрад выл на своих врагов, реальных и воображаемых.

Вместе с разглагольствованиями пришли дикие планы сделать их собственность еще более неприступной. Конрад решил заменить их забор прочными стенами высотой в три метра, увенчанными колючей проволокой. Он планировал установить невидимые растяжки, образованные лучами инфракрасного света, которые включат сигнализацию, если злоумышленники проникнут в их собственность. Он мечтал о стаях собак-убийц, которые бы вынюхивали и терзали любого, кто осмеливался приблизиться к ним.

Франческа не предполагала,