Корона Тьмы. Рождение магии - Лаура Кнайдль

Ларкин посмотрел на парня. Тот выглядел довольно жалко. Обмочившийся, он стоял перед Хранителем на коленях и клялся жизнью жены, чтобы спасти свою собственную. Некоторое время Ларкин смотрел на его жалкие потуги, потом убрал меч и сунул его в ножны на спине.

– Если я узнаю, что ты сделаешь что-то подобное еще раз, я вернусь и убью тебя. Медленно и мучительно, и заставлю твою жену смотреть на это. Понял?

Разбойник кивнул.

– Тогда убирайся! – прошипел Ларкин. Он указал на труп, лежащий в стороне. – И забирай своего друга, пока его вонь не приманила диких зверей.

Не выпуская Ларкина из виду, мужчина выпрямился. Пошатываясь – недавний удар Ларкина по его голени давал о себе знать, – разбойник направился к своему сообщнику. Он снова и снова оглядывался, словно боялся получить удар кинжалом в спину. Неловко взвалив тело своего приятеля на плечи, он рванулся прочь так быстро, как только могла позволить его раненая нога. Хотя, возможно, она была сломана.

Ларкин смотрел разбойнику вслед, пока того не поглотила темнота леса, надеясь, что не ошибся в своем добродушии. Но Хранитель не хотел убивать скулящего безоружного человека, даже если тот и планировал ограбление.

Наконец Ларкин повернулся к торговцу, чьи призывы о помощи привели Хранителя сюда, прежде чем пострадавшему заткнули рот. Стражник опустился перед мужчиной на корточки и вытащил из его рта кляп. Тот облегченно вдохнул.

– Благодарю вас! Я уж думал, что пришел мой последний час.

– Вам повезло, что я оказался рядом, – ответил Ларкин. Он держался в стороне от дороги, чтобы не быть узнанным, потому что по этим тропам бродило необычайно много людей. Они толпами стекались в город Вайдар, который в народе звали просто Двурог. Там находился самый старый храм в стране, в катакомбах которого покоился прах короля Нехтана Третьего.

– Как вас зовут? – спросил Ларкин, вытаскивая кинжал Фрейи, чтобы разрезать путы. В свете факелов, прикрепленных к карете обоза, он заметил красные рубцы на коже мужчины.

Тот потер больные запястья.

– Камерон Ледос.

– А как зовут вас?

– Кайден Фолив, – ответил Ларкин. – Вы ранены?

Камерон покачал головой и поднялся с земли. Он был одет в простую, но опрятную одежду, а волосы у него были того же цвета, что и земля под ногами.

– Нет, но я в ужасе. А что с вами? Эти жулики разошлись не на шутку.

Ларкин фыркнул. Может, эти двое и были серьезными бандитами, но характер их нападения не отражал этого. Наверное, ему даже не стоило доставать свой меч, чтобы прогнать их.

– Не волнуйтесь, со мной все отлично, – заверил он и спрятал кинжал Фрейи под плащ прежде, чем торговец успел заметить королевскую эмблему.

Дрожащими пальцами Камерон погладил по шее одну из своих лошадей. Испуганное животное постепенно успокаивалось, хотя запах крови все еще пропитывал воздух.

– Я хотел бы вознаградить вас.

– В этом нет необходимости.

– Но я хочу. Если бы не ваша помощь, бандиты, наверное, отняли бы у меня все. – Камерон вытащил из-под скамьи своей кареты сумку и вынул из нее горсть монет, которые он приглашающим жестом протянул Ларкину. – Вот, пожалуйста!

– Оставьте свои деньги, а вместо этого возьмите меня с собой, – попросил Ларкин. Мужчина беспрерывно ходил с тех пор, как нашел дневник, и у него уже болели ноги. Тем не менее лошадь он заводить не планировал, потому что ценил маневренность, сопутствующую пешему походу. Хранитель мог без труда спрятаться за деревьями или нырнуть в пруд, когда ему грозила опасность быть обнаруженным. И в городах ему не приходилось беспокоиться о том, что придется оставить свою лошадь, если ему нужно было быстро бежать, как тогда с Фрейей в Лимелле или Сирадрее.

– Куда вы направляетесь? – спросил Камерон.

– В Двурог.

Торговец на мгновение задумался, потом решительно кивнул и сунул монеты обратно в сумку.

– Запрыгивайте! Я рад хоть какой-то компании, особенно такому хорошему бойцу, – сказал он, метнув озабоченный взгляд в ту сторону, где скрылся разбойник.

– Не волнуйтесь. Пока я с вами, вы в безопасности.

Камерон проверил упряжь лошадей, и уже через некоторое время они тронулись в путь под грохот колес. Ларкина бросало взад-вперед в коляске, пока они мчались по каменистой дороге.

– А зачем вам в Двурог? – спросил Камерон, не отрывая взгляда от тропинки, освещенной лишь тусклым светом факелов.

Ларкин вытащил из кармана клочок ткани, чтобы вытереть кровь грабителей со своих пальцев. Она уже свернулась, и Хранителю пришлось энергично тереть кожу, чтобы избавиться от кровавых следов.

– Там живет мой давний друг.

– А-а-а, – знающим тоном протянул Камерон, словно догадывался об этом. – Но вы далековато забрались от дома. Ведь вы из Эвадира. Я слышу.

Ларкин только прогудел что-то невнятное, а потом замолчал, вглядываясь в мрачную чащу леса. Его чувства были все еще обострены борьбой. Вдалеке он услышал шарканье кабана, пытающегося взрыть мерзлую землю, и треск веток. Был то крупный зверь или сбежавший разбойник, медленно продвигающийся вперед, – Ларкин не знал.

– Тогда вам понравится в Двуроге. Зима, конечно, наступила и там, но все равно в Вайдаре будет теплее, чем в ледяном городе. Кроме того, там есть много способов согреться. Храм привлекает в город множество посетителей, а там, где много людей, там много таверн, а где таверны – там и девки.

Камерон расхохотался. Ларкин снова что-то пробормотал. Ему было несколько жаль этого человека с его навязчивыми попытками преодолеть молчание между ними, но о чем они должны были говорить? Вся жизнь Хранителя была тайной, и каждое слово могло выдать его.

Камерон вновь издал смешок.

– Я вижу, вы не особый любитель поболтать. Но вам, северянам, это, верно, часто говорят. А я вот всегда слишком много говорю. Моя сестра утверждает, что мой язык – как мельничное колесо. Пока кровь будет течь по моему телу, он не умолкнет. – Камерон пожал плечами. – Надеюсь, вам это не мешает.

Ларкин покачал головой, потому что, пока Камерон болтал, ему не нужно было ничего говорить. К тому же мужчина привык выказывать сопереживание, еще будучи Хранителем. Потому что после нескольких десятилетий, проведенных на Стене, истории, которые мужчины рассказывали друг другу, повторялись. Тем не менее им позволяли говорить, потому что все они на собственном опыте знали, как важно рассказывать о собственных воспоминаниях. Это был единственный способ не забыть.

За ним наблюдали. Вэйлин не видел эльву, которая таилась в наступившей темноте, но чувствовал ее присутствие. Оно было подобно колебанию воздуха, которое касалось его шеи, когда он ночью лежал один в своей постели. Иногда это был просто ветер, поддразнивающий его. А иногда – дыхание рыжего монстра, ползущего к нему под простыни. Так было и сейчас: треск веток и шелест листьев мог создавать ветер, запутавшийся в кронах деревьев. Но Вэйлин слышал и другие звуки. Царапали землю нетерпеливые когти. Выжидательно скрипели острые зубы. И предательское хихиканье, полное злорадства, раздавалось каждый раз, когда мужчина спотыкался о корень и грозил упасть.