Путешествие мясника. Роман о семейной жизни, мясе и одержимости - Джули Пауэлл

У Эрона как раз есть одна такая. С горящими глазами он рассказывает и даже показывает — сгибает колени, вцепляется в воображаемый руль, жмурится, — как прямо перед его велосипедом на дорогу выскочил красавец-олень, которого в следующую секунду буквально размазал по дороге встречный грузовик.

В такие дни все вдруг вспоминают, что я женщина, чего не случается по будням. Они не то что со мной флиртуют, но явно возбуждаются от присутствия эстрогена. Я знаю, что ни один из этих мужчин никогда не испытывал ко мне сексуального интереса, но, наверное, в душе все они немножечко животные, и потому, хоть я и стараюсь вести себя по возможности тихо и незаметно, мое присутствие заставляет их проделывать какие-то странные мужские ритуалы: олени сталкиваются рогами, а шимпанзе бьют себя в грудь большими кожаными ладонями. Меня вдруг начинают называть «детка» — фамильярность, которую я не прощаю всем этим мясникам-любителям. Кто-то бросает мне за шиворот кубик льда. Слава богу, что у меня давно уже нет косичек. Только Колин держится в стороне от всех этих прыжков и ужимок и напоминает мне Пса Роберта среди стаи маленьких тявкающих собачонок. Он остается равнодушен или забавляется вместе со мной, и тогда мы обмениваемся ироничными взглядами.

Странное это ощущение. Разумеется, мне и раньше случалось наблюдать подобное поведение. Как и любой женщине, которая помнит школьный двор, перемену и себя в тринадцать лет. И любая женщина скажет вам, что Иногда это бывает очень приятно. За последние несколько летя не раз радовалась, оказавшись в центре такой активности, и понимаю, что для этих самцов я — лишь средство бросить друг другу вызов. Меня это устраивало. Повышало самооценку.

Но только не здесь. «Флейшер» уже давно стал для меня убежищем от собственной женственности или, по крайней мере, от собственной жалкой потребности чувствовать себя женственной, соблазнительной и быть использованной. Использованной мужчинами — или только одним из них — для достижения их собственных, неизвестных мне целей. Но больше я этого не хочу. Я хочу, чтобы здесь, в мясной лавке, меня ценили за то, что я умею орудовать ножом и рискованно шутить. За то, что я есть на самом деле. Поэтому я не люблю субботы и люблю среды.

Перед тем как приступить к работе, я разминаю пальцы и смотрю на часы.

— Рука-то болит?

— Не очень. Иногда побаливает.

— Теперь ты настоящий мясник. Эта боль будет с тобой до могилы. Что это, кстати, за хрень у тебя на руке?

— Это? А! Это масайский браслет. А козу, из которой он сделан, мы съели. Смотри, на нем еще остались волоски. Если я буду носить его до тех пор, пока он не развалится прямо на мне, меня ждет удача.

— Гадость какая! — одобрительно кивает Джош.

Я отсекаю печень и окружающий ее жир, а потом берусь за вырезку, не забывая время от времени поглядывать на часы. Конечно, после такого долгого отпуска я пока не готова побить Рекорд по Разделке Свиной Полутуши, недавно поставленный Эроном и составляющий сорок четыре секунды (это событие увековечено на стоящей на полке банке из-под выпитого «Кольта 45»: Эрон зачеркнул цифру «5» и вписал сверху «Л»; так что теперь надпись гласит: «Кольт 44»), Но сегодня меня посетило вдохновение. Я быстро разделываюсь с вырезкой, бросаю ее на стол, отсчитываю пять ребер вниз от плеча, вставляю нож между двумя позвонками, резко опускаю его вниз и, продолжая движение, отделяю лопатку.

— Смотри-ка, не разучилась, — замечает Джош.

Я пожимаю плечами.

— А как у тебя дела с этим твоим мужем?

— Пытаешься отвлечь меня?

Сделав надрез вдоль ребер, я вставляю нож в висящие на поясе ножны и берусь за пилу: теперь надо перепилить ребра и отделить грудинку от корейки.

— Просто не верится, что твой идеальный Эрик может вытворять что-то подобное.

Я долго молчала о своих проблемах, но за последний месяц рассказала Джошу многое о том, что произошло в моей жизни. Без истерики и слез, как бывало раньше, а спокойно, как друг рассказывает другу. Теперь все иначе. Теперь я могу произнести вслух любое имя, и ничего со мной не случится.

— Это ты о том, что он опять встречается с той женщиной? Да она славная. И она его любит. Поэтому я хорошо к ней отношусь. Они плохо расстались, как я понимаю, и теперь пытаются разобраться.

— Мать честная! Забери у него все игрушки и не отдавай, пока он не разберется.

— Угу.

Ребра я перепилила и теперь опять берусь за нож, чтобы продолжить распил: вверху по границе грудной клетки и вниз, отделяя грудинку. Закончив, я откладываю ее вместе с корейкой в сторону.

— И, кстати, если он с кем-то трахается…

— Я не знаю, трахается или нет.

— Тогда и ты имеешь право отплатить ему тем же. Приезжай к нам на несколько дней. Познакомлю тебя с такими перцами! И заодно поищем тебе дом.

— Спасибо, но пока меня все устраивает. Хотя насчет дома я еще подумаю.

Я уже целый месяц присматриваюсь к недвижимости в этом районе. Если среди этих круглых холмов у меня появится собственный дом, будущее, одинокое или нет, станет меньше пугать меня.

Я подтаскиваю оставшуюся часть туши к краю стола, так что нога висит над полом.

— А этот второй говнюк?

Я качаю головой:

— Он опять исчез. — После целого месяца долгих разговоров, целительных, взвешенных и взрослых, Д. — вернее, Дамиан — в один прекрасный день взял и просто смылся. — Такой уж он человек. Сегодня здесь, завтра там. Он иначе не может. А я наконец поняла, что для меня все закончилось.

Локтем я прижимаю остаток туши к столу, другой рукой берусь за копыто и собираюсь с силами.

— Вот дерьмо, — говорит Джош.

Я только мычу в ответ и дергаю ногу вниз. Сустав скрипит, но не рвется.

— Понимаешь, закончилось не с ним, а вообще вся эта история. Он такой, какой он есть…

— Говнюк.

Я пожимаю плечами, снова дергаю ногу и опять неудачно.

— Такой, какой есть. И он может только то, что может. И сделает то, что сделает. И я тоже. И Эрик. Поживем — увидим.

— Твою мать, ты прям какая-то дзен-буддистка.

С третьей попытки сустав хрустит и рвется. Я захватываю нож «пистолетиком», одним движением отсекаю ногу от окорока и держу ее в руке. На пол падает тяжелая, прозрачная капля.

— Ничего похожего, — усмехаюсь я и бросаю тяжелую ногу на стол.

— Ну, какое время, Джуль? — кричит из кухни Эрон.

Джош молча закатывает глаза.

— Примерно полторы минуты.

На самом деле меньше. Всего минута двадцать пять.

— Полпути пройдено. Так держать, Джуль.

Я глубоко вздыхаю, втягиваю в себя запах мяса и незаметно провожу пальцем по невозможно гладкой и белой вогнутости коленной чашечки — мое маленькое тайное удовольствие.